Тур был настроен благодушно, в полемику ввязываться не стал, мягко заметил, что надо бы вначале испытать теперешний парус вкупе с дополнительным верхним.

Что тут испытывать, ясно, что от «носового платка» хода не будет. Тур явно предпринимал отвлекающий маневр. Однако Норман не замечал, что его щадят, и упрямо обострял ситуацию: «Хорошо, а потом поменяем теперешний на новый».

Неужели он серьезно считает, что мы в силах менять паруса на ходу?

— Норман, а как же мы успеем проверить твой грот, если собираемся пробыть на Сирри один день?

— Остановимся еще раз, например в Омане, в Маскате.

Безжалостный человек, знает, что в Оман заходить не планируем, что Тур об этом молчаливо жалеет, и сыплет соль на раны.

— Мало тебе было семнадцати дней на Бахрейне для экспериментов?

Съязвил и подумал: зря, теперь обидится. Но Норман не обиделся, а разрядился длиннющей тирадой о теории паруса. Заключил, как водится, «Саутгемптоном» и ушел довольный.

— Итак?.. — взглянул я на Тура.

— Да… Звучит все убедительно, а попробуй управься с такой махиной на нашей лодке…

ХРОНИКА

19.30. До вахты сорок минут. Приведу в порядок постель, дабы потом не возиться, и соберусь помаленьку. Отстоим с Норрисом два часа да еще два часа под утро, и ночь позади.

Основательно качает. И — тихо. Затишье перед бурей.

НОРРИС — ШУМЕР

Четвертый день пути, рассвет. Тревожные предчувствия снова нас обманули. Дежурство прошло безмятежно. Вокруг полыхали зарева, пролетело несколько самолетов, но кораблей не показывалось, и угрозы столкновения не возникало.

Норрис открыл удобный метод судовождения. Вместо того чтобы следить за компасом, картушка которого имеет солидную инерцию вращения, лучше выбрать ориентир на небе, взять его в створ с какой-либо деталью корпуса или надстроек и править на луну или на звезду.

— Патентуй, Норрис!

— Боюсь, что опоздал. Лет этак тысячи на три бы раньше…

На компас все же взглядывать приходится. Стараемся держать 70°, в надежде подойти прямо к острову Сирри. Остров, по рассказам Карло, крошечный, на нем деревня, будет шанс увидеть, как живут арабы, еще не испорченные цивилизацией. Тур полагает, что провести там денек очень даже неплохо. Отличная черта характера — из любой превратности судьбы уметь извлекать радость.

ХРОНИКА

9.15. Еще черта, весьма мне в Туре приятная: умение отвлекаться. Вот он сидит и вдумчиво строгает какую-то штуку.

— Чем ты занят?

— Хочу сделать доску объявлений, как на «Кон-Тики».

Доска будет выглядеть так: по вертикали, как на шкале градусника, часы вахт, а с боков отверстия. В них вставляются палочки-шипы с именами, их можно тасовать как угодно, и всегда видно, кто, когда и после кого на вахте.

Проходивший мимо Норман сказал: «Только не делай для меня квадратный шип в круглую дырку». Это, оказывается, жаргонная идиома: так говорят в Штатах о человеке, которому не приспособиться к жизни, о недотепе, неприкаянном, хроническом неудачнике.

Век живи — век учись. Теперь знаю, что скажу, вернувшись из плаванья, одному своему приятелю. Он, как обычно, начнет плакаться, а я скажу: «Хватит быть квадратным шипом в круглой дыре».

9.30. Вокруг нас во множестве плавают морские змеи. Они разной величины, пятнистые, похожи на куски веревки. Тур сообщил, что здесь их около сорока видов и контакт с двенадцатью для человека смертелен, противоядия от укуса нет… Но они не агрессивны. Сын Тура был в этих местах, изучал загрязненность моря и рассказывал, что рыбаки, вытаскивая змей заодно с рыбой, запросто выбрасывают их из сетей руками.

БЕДНЯГА КАРЛО

Карло долго охотился на змей с фотокамерой и заснял несколько. Потом уселся на носу и подставил свою больную ногу солнцу, поливая рану морской водой. Я подошел посмотреть — рана почти затянулась. Вот что значит облепиха. Хорошо, что ее в моих запасах еще немножко осталось. С Бахрейна я послал телекс в Москву, друзьям в институт, просил организовать посылочку с облепиховым маслом и мумие, специально для Карло. Посылка нагонит нас где-нибудь впереди, однако надобность в ней, если заживление не замедлится, будет уже не столь велика.

Устремился к Туру, думал — порадую новостью о Карловом здоровье, но попал в ворчливую минуту. Тур на Карло сердит, ибо тот начал день с того, что выбросил за борт две плетеные корзинки для сыра и хлеба.

— У нас сплошной пластик, а корзинки красивые, и я хотел сохранить их на память о путешествии!

— В корзинках было полно насекомых, — вступился за Карло Эйч-Пи.

— Ну и пусть насекомые! — Тур не мог утешиться, было в его огорчении что-то ребячье. И Эйч-Пи заступался по-детски. И совсем как нашкодивший мальчишка, помалкивал Карло. Короче, все бы ссоры на борту были столь же «серьезны», как эта.