Поздно вечером, когда мы ужинали на норвежском корабле «Тур-I», этот представитель сказал, что я, по-видимому, первый коммунист, который сошел на берег Омана не в кандалах. «И все еще живой», — в тон ему добавил я.

Глава VIII

Оман суша

ДЕТСКИЙ САД НА ПРОГУЛКЕ

Представьте себе базар, по-здешнему «сук», — улочки, где троим уже трудно разойтись, крошечные кельи-лавочки, гомон, разнообразие красок — нет, как бы ни были похожи один на другой восточные базары, привыкнуть к ним, заскучать на них невозможно.

И представьте себе бледнолицых, хотя и довольно загорелых людей, проталкивающихся сквозь шумную толпу.

У бледнолицых важная цель — запастись картошкой, яйцами, луком, но все их отвлекает и все поражает и поминутно вынуждает сворачивать в стороны.

Они останавливаются у лотка и глазеют на изделия из серебра, на чаши, перстни, браслеты, на оружие в инкрустированных ножнах. Прекрасная работа, высокое мастерство, но цены!! Впрочем, один из чужеземцев, увалень с яркой повязкой на голове, раскошеливается и за сто монет становится владельцем роскошного оманского кинжала, наподобие тех, что изображены на государственном гербе, — кривого, острого и обильно украшенного.

Далее их внимание привлекает базарный брадобрей, внешностью и осанкой похожий на ветхозаветного пророка. Он весь в белом, подпоясан серебряным кушаком и на животе у него опять же кинжал. Увалень с повязкой желает испытать сильное ощущение и садится перед брадобреем на стульчик. Ему мылят щеки. Позднее он расплатится за эту экзотику раздражением кожи.

Есть в компании чужеземцев двое озабоченных. Первый, увешанный аппаратами, то и дело вскидывает кинокамеру и тут же безнадежно ее опускает. Второй — судя по активности, главный — многократно и безуспешно призывает остальных держаться гурьбой, пытается собрать их в кучу или даже построить в пары — он как мама-наседка, чей выводок вдруг вышел из повиновения. Это очень сердит главного чужеземца, потому что у него идея снять Посещение Базара на пленку, но Базар есть, а Посещения не получается, ибо никак не поймать всех сразу в кадр.

Наконец, это удается, возле лавки торговца орехами, где на чашках весов лежат камешки-разновесы. Бледнолицые набрасываются на орехи, а кинокамера тем временем жужжит вовсю.

ОБРАТНАЯ ТОЧКА

А теперь сменим ракурс и представим себе другую картину, на которой экзотичность и будничность как бы поменялись местами.

Порт Матра, бетонный пирс. К нему пришвартовано забавное чудище, соломенная ладья с двугонной мачтой.

Добрые жители Матры толпой стоят и глазеют, забыв о своих житейских повседневных делах.

Вот с ладьи переносятся на берег огромные лопаты, и с лопат этих льются водяные струи. Вот, восклицая «Ых! Ых!», лупят кувалдой по торцам опорных брусьев, будто пытаясь своротить палубу с надстройками набок.

То, что наблюдают почтенные жители Матры, для них не менее поразительно, чем для пришельцев — базар. Подойти бы поближе, потолкаться у сосудов, рядком выставленных на бетон, потрогать диковинные весла, но хитроумные чужеземцы отгородились барьером из металлических решеток, и остается наблюдать снаружи, издали, что оманцы и делают, исполненные любопытства и радости, — разве только кинокамерой никто из ни> не жужжит.

ПЕРЕЧЕНЬ

Демонтированы рулевые устройства Состояние их плачевное. Все наклееное вспучилось, надо отдирать, сушить думать, как быть дальше.

Пополнены запасы воды. 53 канистры по 30 литров каждая, более полутора тонн, — на два месяца должно хватить

Кое-как, насколько возможно, смягчены последствия удара при швартовке Вправить скособоченное не удалось Привязали справа по борту канатный кранец, чтобы сместившемуся рулю было во что упираться.

Обстругиваются и склеиваются уключины, одна уже поставлена обратно и зафиксирована. Узлы тверды, как дерево, Тур не устает удивляться: «Юрий, Карло, откройте секрет!» В ответ даем потрогать ладони, они у нас как подметка на сапоге.

ПО НОТу

Жарко, как в сауне, пот катит градом, мышцы сводит, руки саднит. Но дело сдвинулось ощутимо, мы всего два дня в Матре и уже приступили к сборке. В Бахрейне так не было. Приобрели опыт.

Опыт, в частности, и в том, чтобы не толпиться скопом вокруг одного бревна, а разделять обязанности. Организация труда явно возросла. Взять сегодняшний день: Эйч-Пи, Детлеф, Рашад и Асбьерн обдирают и сушат лопасти рулей, Норман шлифует тело весла, Герман приводит в порядок провизию, Тору готовится к съемкам. Никто не подгоняет и не упрекает в безделье. Тур, как истинный начальник, уверенный в своем коллективе, отбыл в город — и вернулся, кстати говоря, подавленный: финансы тают, еще пара походов в банк — и все.

У меня же, напротив, есть повод радоваться: пришла из Москвы посылка с мумие, облепихой и с письмом от Ксюши. И мне перед печальным Туром немного даже неловко.

Когда работа спорится, неохота ее прерывать. Но приказ командира — закон; побольше бы, впрочем, таких приказов. Тур заботится, чтобы и об этой стране мы потом судили не понаслышке, — и вот чужеземцы откладывают свои топоры, стамески и кувалды, выходят из-за барьера и вновь превращаются в экскурсантов.

ВЫЛАЗКА