Длинный стол, накрытый на двадцать человек, был застелен простой скатертью, без всяких украшений. Фарфор тоже был самым обыкновенным. Я бы не назвал этот дом уютным. В доме не было комнатных растений, картин, фотографий. Все было просто и сурово. Звучала песня Синатры — большого любителя страстных женщин и сексуальных подвигов. Ничто не напоминало о том, что это дом легендарного любовника, завоевавшего сердца самых желанных женщин мира, в том числе и сердце моей сестры. Безликий дом Уоррена не давал ключа к секрету его обаяния и способности очаровать любого, кто окажется на его пути.

Я пожал ему руку и буквально через несколько секунд почувствовал на себе всю силу его потрясающей харизмы.

У него была большая ладонь. Он медленно вложил свою ладонь в мою. Последовало легко пожатие. Он удерживал мою руку на долю секунды дольше, чем следовало. Обычное рукопожатие превратилось в нечто сексуальное.

Уоррен посмотрел мне прямо в глаза и поздоровался. Я поздоровался с ним.

— Кристофер, — сказал он своим глубоким, поставленным актерским голосом. — Могу я вас кое о чем спросить?

Я кивнул, полностью очарованный этим человеком.

— Каково это — быть геем? — спросил он так, словно полжизни мечтал встретить меня и задать мне этот вопрос. — Как вы думаете, у вас был выбор или вы родились геем?

Уоррен подвел меня к дивану. Мы сели рядом. Через минуту я уже рассказывал ему всю историю моей сексуальности.

— Это трудно для вас — быть геем? — продолжал рас спрашивать меня Уоррен, глядя мне прямо в глаза.

К этому времени уже приехали Деби Мазур, Дженнифер Грей и несколько танцовщиков из шоу. Все они стояли рядом, но Уоррен сумел сделать так, что я почувствовал себя с ним наедине.

Я был полностью покорен. Меня затянуло в омут этой харизматичной личности. Я не мог противиться его нечеловеческому обаянию, хотя был знаком с ним всего десять минут.

Впрочем, это впечатление моментально ослабело, когда во время нашей второй встречи он снова задал мне те же самые вопросы о моей сексуальной ориентации. И в третий. И в четвертый раз. У меня сложилось впечатление, что Уоррен либо страстно интересуется гомосексуализмом, либо, задавая так много вопросов на эту тему, пытается помочь мне расслабиться. Возможно, он пытался очаровать меня еще и потому, что хотел привлечь на свою сторону будущего зятя.

Но вернемся к нашей первой встрече. За ужином велись обычные светские разговоры. Уоррен пил мало. Его повар подавал нам блюда самой обычной калифорнийской кухни. Мадонна в черной короткой юбке и черном топике сидела рядом с Уорреном. Она совершенно не кокетничала и не липла к нему.

— Уо-о-орен Бэтти, — лениво протянула она примерно в середине ужина. — Мне скучно.

Конечно, ей было скучно. Уоррен обсуждал шансы своего друга, сенатора Гэри Харта, на президентских выборах, а моей сестре всегда становилось скучно, когда разговор шел не о ней, не о ее следующем турне или альбоме.

Однако Уоррен не обиделся. Он спокойно улыбнулся. Уверен, что Мадонна его развлекала, но их отношения более напоминали отношения отца и дочери, чем страстный роман. Во время ужина они даже не прикоснулись друг к другу. И впоследствии я никогда не видел, чтобы Уоррен и Мадонна целовались, ласкали друг друга или хотя бы держались за руки.

Подали шоколадный мусс. Моя сестра отодвинула тарелку, встала и объявила:

— Я ухожу.

И она вышла из столовой.

Я снова вернулся в свое детство. Мне девять лет, ей одиннадцать. Мы играем в «Монополию». Я сумел купить Парк-Плейс, но, поскольку я еще не осознаю систему ценностей своего маленького мира, я отказываюсь продать улицу ей. Я выигрываю, и это меня радует.

— Я ухожу, — объявляет сестра, бросает фишки на стол и уходит из комнаты. Ей всегда доставался цилиндр, а мне — утюг.

Игра заканчивается.

Прошло столько лет, а ничего не изменилось. Впрочем, на Уоррена это не производит впечатления.

Он не пытается контролировать Мадонну. И она слишком умна, чтобы контролировать его. Она очень хорошо понимает, что бесчисленное множество женщин уже делало такие попытки и не преуспело в этом. Она не собирается совершать ту же ошибку.

Но какова бы ни была ее политика, успеха она добилась, причем весьма значительного. Как-то утром, когда мы пили кофе на кухне, Мадонна сообщила мне, что Уоррен сделал ей предложение.

Я отставил чашку в сторону. Это известие меня поразило.