Шрифт:
В таком же духе если не думала, то говорила партийная элита. Я цитирую Бориса Ельцина вовсе не для упрека, а только потому, что через некоторое время он оказался в эпицентре политических страстей и событий. Он-то сумел понять, куда бежит время, а вот многие другие руководящие номенклатурщики так и не проснулись.
На съезде, как и раньше, демонстрировалась подмена жизни привычным традиционным ритуалом. Хотя на са- мом-то деле за прошедший год произошло очень многое в настроениях людей. Все бурлило. Но слова-то в партийном обиходе остались старые, постановления и резолюции — тоже, методы работы как бы закостенели. Меня и самого охватило недоумение, когда я через многие годы после съезда прочитал стенограмму речей. Психологическая аберрация, видимо, объяснима: жизнь потянулась к свету, а инерционное сознание номенклатуры продолжало тащиться по наезженной колее.
Это противоречие очевидным образом отразилось и на докладе Горбачева. Мы явно не хотели пугать раньше времени собравшуюся властную элиту, но и не могли не сказать о проблемах, которые нуждались в незамедлительных решениях. Доклад отражал реальные противоречия не только в самой жизни, но и в верхних эшелонах власти.
За десять лет жизни вне страны я малость отвык от конкретной и весьма колоритной политической практики, которая определяла психологию номенклатуры. На дачу в Во- лынское мы вызывали людей буквально пачками. И каждый хотел поговорить со мной лично, надеясь заручиться поддержкой в будущем. Они понимали, что коль заведующего отделом, а не секретаря ЦК, как это было раньше, назначили руководить подготовкой Политического доклада, то предстоит мое повышение по службе. Может быть, впервые в жизни я пожалел, что не обладаю даром литературно-художествен- ного сочинительства, ибо психологического материала для произведений любого жанра — драмы, комедии, трагедии — было более чем достаточно.
Итак, уже в самом начале доклада было сказано: «Пройденный страной путь, ее экономические, социальные и культурные достижения — убедительное подтверждение жизненности марксистско-ленинского учения, огромного потенциала, заложенного в социализме, воплощенного в прогрессе советского общества. Мы вправе гордиться всем свершенным за эти годы — годы напряженного труда и борьбы!»
Аплодисменты! Аплодисменты политической трескотне. И каждый раз, когда звучала хвала партии и социализму, звучали дружные аплодисменты пяти тысяч человек — десять тысяч ладоней. Но в этом же докладе звучали острые фразы об инертности, застылости форм и методов управления, нарастании бюрократизма, о догматизме и начетничестве. Слова те же самые, что и раньше, но контекст, в котором они произносились, был другой, более живой и беспокойный, я бы сказал, более тревожный.
Прозвучали стандартные слова об империализме, о том, что основное содержание эпохи — это переход от капитализма к социализму и коммунизму, об общем кризисе капитализма. Однако замечу, что эти глупости были не только данью партийной инерции, но произносились и для того, чтобы замаскировать ключевую фразу доклада. Она звучит так: «Трудно, в известной мере как бы на ощупь, складывается противоречивый, но взаимозависимый, во многом целостный мир».
И вот, когда я пишу о лукавстве того времени как образе поведения перестройщиков, я имею в виду приемы, один из которых я только что продемонстрировал. Сладкую риторику проглотили с удовольствием, а вот значение слов о целостном и взаимозависимом мире не сразу дошло до сознания. А как раз они-то и носили принципиальный характер, означавший радикальный отход от марксизма, его установок на классовую борьбу и мировую революцию, ставили под сомнение неизбежность и необходимость борьбы двух систем. Практически это был первый сигнал об императивности глобализации основных мировых процессов, прозвучавший на высшем политическом уровне в условиях еще старой системы.
В экономической области упор был сделан на концепции ускорения социально-экономического развития. Механизм этого ускорения так и остался тайной. Мелькали старые-пре- старые штампы: поднять, углубить, повысить и много других общих слов, и ничего конкретного. Мелькали стереотипы об авангардной роли рабочего класса, совершенствовании соци- ально-классовых отношений, о социалистическом самоуправлении, борьбе с религиозными предрассудками, нетрудовыми доходами и прочие, уже набившие оскомину фразы.
И снова выстрел — требование о развитии гласности. Значение этого положения, которое подложило мощнейшую мину под тоталитарный режим, партийная элита поняла позднее. Она-то имела в виду управляемую гласность, и не более того. Кстати, полустраничные рассуждения на эту тему трижды прерывались на съезде аплодисментами. Текст о гласности написал я. Особенно дорожил фразой: «Нам надо сделать гласность безотказно действующей системой». Если бы знала номенклатура, чему она аплодирует, то бы... Нет, не поняла. Иными словами, сладко проглотили, да горько выплюнули.
Новая редакция Программы КПСС была под стать докладу. О результатах работы программной комиссии съезда было поручено доложить тоже мне. Подходило время моего выступления. Но надо же так случиться, что за день до этого я заболел тяжелым гриппом с температурой до 39,5°. Врачи пытались привести меня в рабочее состояние, но все равно на трибуну пришлось идти с температурой. Выдержал. Видимо, нервное напряжение помогло.
Чтобы представить себе те цепкие заблуждения, которыми была пропитана номенклатура, сошлюсь лишь на два утверждения Программы:
Первое: «Социализм в нашей стране победил полностью и окончательно». Второе: «Третья программа КПСС в ее настоящей редакции — это программа планомерного и всестороннего совершенствования социализма, дальнейшего продвижения советского общества к коммунизму на основе ускорения социально-экономического развития страны. Это программа борьбы за мир и социальный прогресс».
Конечно, банальщина. Да и съезд был благочестивым, проходил по всем правилам партийной рутины. Слова, слова, одни слова. Приветствия, подарки, песенки пионеров. И года не прошло с тех пор, как осудили пустословие, а оно, это пустословие, снова полилось через край. Продолжали подсчитывать, сколько и кому посвящено строчек в докладе — молодежи, женщинам, ветеранам, рабочему классу и т. д.