– Я не могу убрать это с твоих волос. Тебе придется устроить себе головомойку.
– Он потянул меня в сторону улицы. – Ты можешь идти?

Я, пошатываясь, устремилась вперед.

– Хорошо, - одобрил Морелли.
– Так и держись. Не успеешь опомниться, мы будем уже в фургоне. А потом мы доставим тебя в душ. Час-другой поскребешь, и будешь как новенькая.

– Как новенькая.
– В ушах у меня звенело, а голос мой звучал глухо, как издалека… похожий на голос в бочке.

– Как новенькая, - повторяла я как заведенная.

Когда мы добрались до фургона, Морелли открыл заднюю дверь.

– Не возражаешь против того, чтобы проехаться на заднем сидении?

Я тупо уставилась на него.

Морелли посветил фонариком мне в глаза.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Как ты думаешь, что это была за собака?

– Очень большой пес.

– Какой породы?

– Ротвейлер. Парень. Старый и растолстевший. Плохие зубы. Лопает много тунца.

Я начала всхлипывать.

– О, черт, - испугался Морелли. – Только не реви. Ненавижу, когда ты плачешь.

– В моих волосах какашки ротвейлера.

Он большим пальцем размазал по щекам мои слезы.

– Все в порядке, милая. Все не так уж плохо. Я пошутил насчет тунца.
– Он помог мне сесть в фургон. – Держи хвост пистолетом. Не успеешь опомниться, как я тебя доставлю домой.

Он довел меня до моей квартиры.

– Думаю, так лучше всего, - пояснил он. – Вряд ли ты хочешь, чтобы твоя мама увидела тебя в таком виде.

Он отыскал в моей сумке ключ и открыл дверь.

Квартира выглядела заброшенной и неуютной. Слишком тихо. Не слышно, как скрипит колесом Рекс. Не оставлен свет, чтобы приветствовать тебя на пороге дома.

Кухня манила меня сделать передышку.

– Мне нужно пиво, - объявила я Морелли. Я уже не спешила в душ. Нос мой потерял чувствительность. И я смирилась с состоянием своих волос.

Я проскользнула в кухню и рванула дверцу холодильника. Дверь распахнулась настежь, свет из холодильника ослепил меня, и я уставилась в гробовом молчании на ногу… огромную, мерзкую, окровавленную ступню, отделенную от ноги как раз в районе лодыжки, возлежавшую рядом с пачкой маргарина и на три четверти полной бутылкой клюквенного морса.

– Тут в холодильнике нога, - обратилась я к Морелли. Звякнули колокольчики, вспыхнули огоньки, рот онемел, и я грохнулась на пол.

* * * * *

Я выплыла из дерьма забвения и открыла глаза.

– Мама?

– Не совсем, - раздался голос Морелли.

– Что случилось? – спросила я.

– Ты отключилась.

– Это было уж слишком, - пояснила я Морелли. – Сначала собачье дерьмо, теперь нога…

– Я понимаю, - успокоил Морелли.

Я с трудом поднялась на дрожащих ногах.

– Почему бы тебе не отправиться в душ, пока я приберусь здесь? – предложил Морелли. Он вручил мне пиво. – Можешь взять пиво с собой.

Я с подозрением взглянула на пиво.

– Оно из моего холодильника?

– Нет, - заверил Морелли. – Из другого места.

– Ладно. А то, если оно из моего холодильника, я пить не стану.

– Знаю, знаю, - приговаривал Морелли, хитрым маневром увлекая меня в сторону ванной.
– Только давай прими душ и пей свое пиво.

Когда я вышла из душа, в моей кухне уже находились двое патрульных, парень из криминалистической лаборатории и двое типов в костюмах.

– У меня идея насчет происхождения этой ноги, - обратилась я к Морелли.

Он что-то писал в блокноте.

– У меня самого точно такая же идея.
– Он повернул ко мне блокнот. – Подпишись в подчеркнутом месте.

– Что я подписываю?

– Предварительный рапорт.

– Как Кенни положил ногу в мой холодильник?

– Разбитое окно в спальне. Тебе нужна сигнализация.

Один из патрульных собрался уходить, неся в руках большой пенопластовый контейнер-холодильник.

Я подавила волну отвращения.

– Это то самое? – спросила я.

Морелли кивнул.

– Я постарался наспех очистить твой холодильник. Наверное, ты захочешь сделать более тщательную уборку, когда будет время.

– Спасибо. Признательна за помощь.

– Мы проверили всю квартиру, - добавил он. – Ничего не нашли.

Второй полицейский тоже ушел вслед за полицейскими в штатском и криминалистом.

– Что теперь? – спросила я Морелли. – Нет смысла столбить нору Сэндимена.

– Теперь мы последим за Спиро.