Друг папы поехал тоже, сказал, что не доверяет этим санитарам.

Его отвезли в областную больницу. Меня попросили подождать в коридоре, а его увезли куда-то дальше по коридору. Друг папы пошел вместе с санитарами.

Я ждала. Даже не знаю, сколько. Коридоры, итак не полные, опустели совсем. Только женщина в белом халате, кажется, одна и та же, бывало ходила туда-сюда с папкой в руках.

Здесь очень сильно пахло лекарствами, казалось, что даже сами стены ими пропитаны. И атмосфера... до оглушения угнетающа. Особенно с этой тишиной и едва слышным гудением ламп над головой.

Двери в далеком конце коридора распахнулись, я тут же подняла голову. Ко мне шел папин друг. Со вздохом сел на стул рядом и усталым жестом потер ладонями лицо. Ожидающе смотрю на него.

– В общем, просветили мы его грудную клетку, взяли кровь на анализ, - начал он.
– Врать не буду: ничего хорошего нет, но и плохого тоже. Не буду углубляться в медицинские термины, но скажу так - могло быть все намного хуже. Ты не представляешь, на сколько... Да не волнуйся ты!
– улыбнулся он, видимо, отразились чувства на моем лице. Я постаралась через силу улыбнуться в ответ, только вот не получилось.
– Паренек сильный, организм у него тренированный, еще немного - и очнется, бегать начнет. А недельки через полторы так и вообще выпишется здоровый, как бык. У нас врачи хорошие.

Полторы недели... как же долго.

– Скажите...

– Анатолий Иванович, - с все той же улыбкой прерывает он меня, как раз раздумывающей, как к нему обратиться.
– А ты ведь Соня, верно?
– Я кивнула и продолжила:

– Анатолий Иванович, вы сказали, что он скоро очнется. А когда именно?

– Завтра, - отвечает мужчина, подумав.
– Может даже следующей ночью, может и днем. И, спустя паузу, спрашивает: - Будешь сидеть с ним?
– Отчаянно киваю. Конечно же, я его не брошу!! Врач опять смеется. Встает, опершись руками в колени.

– Паренька определили двумя этажами выше, палата четыреста девятая. Найдешь?
– я опять кивнула и поблагодарила его за все. Анатолий Иванович только отмахнулся.
– Глупости. Разве я мог не помочь своему другу, особенно если он забегает в твой дом и орет во всю глотку что его будущий зять умирает?

Я чувствую, как густо краснею. Ну, папа...

Мужчина, сказав, что внизу, если что, есть автоматы с кофе и чаем, уходит дальше по коридору.

– Да, кстати, - он оборачивается.
– Как зовут-то парня? Нужно забить в компьютер что он у нас лечится.

– Алекс. Алекс Немрин.

Поднимаюсь по лестнице на два этажа, потом прохожу два раза по коридору в поисках нужной палаты, пока ее не нахожу. Повозившись с ручкой, наконец, открываю дверь и захожу внутрь.

Внутри ожидаемо темно. Пошарив рукой по стене слева от себя, нащупываю включатель и осматриваюсь. Одноместная палата, не такая маленькая, но и большой ее не назовешь. Какого-то светлого цвета стены и плиточный пол. Кровать стоит у стены, возле большого окна. А на ней - лежит он. Тихо, чтобы ненароком не побеспокоить, подхожу ближе.

Парень выглядит лучше, кажется... Нет, точно - лучше. Лицо у него спокойное, не измученное, какое было дома. И дышит поровнее.

Пробежав взглядом по комнате, обнаруживаю в углу стул и, подтащив его поближе к кровати, сажусь на него. Сумку ставлю рядом. Впереди длинная ночь, а я спать не собираюсь. Вдруг он... очнется? Нет, понимаю, что врач сказал или днем, или вообще следующей ночью, но...

Сейчас, когда он болен, краски немного поблекли. И это... страшновато. Вдруг они совсем исчезнут? Но больше, конечно, я боялась о его здоровье.

Стоп. Еще раз, только медленнее, прокрутила в голове последнюю мысль. Тщательно изучила возникшие чувства. И пришла к выводу, что так оно и есть. Я и правда больше боялась не возвращения серости, а ухудшения состояния человека, лежащего рядом.

Неизмеримо больше.

Я ведь подозревала это давно, а окончательно убедилась вчера. Когда он упал в воду, я же была действительно готова сделать что угодно, лишь бы спасти. Вот спроси меня тогда, на что я была готова, и, не раздумывая, ответила бы: "На все". А после, когда с такой боязнью прижимала его голову в машине, трясясь на кочках, я ведь молила всех святых: "Лишь бы ему не стало хуже". Дома мыслей не было, только боль и невозможность смотреть на страдания небезразличного человека. Если бы была возможность, взяла бы я всю его боль себе? Да. Сотни этих "да".

Встала и подошла к окну. Тьма за ним была не такая уж и кромешная. В городе вообще абсолютной темноты не бывает - очень много фонарей горят по бокам улиц, особенно главных. Да и снег вокруг... а разве снег и темнота совместимы?

Свет и тьма... Цвет и серость. Серость так зависит от цвета, но нуждается ли цвет в серости? Впервые в голову пришла подобная мысль, отдающая философией, если не знать кто есть кто.

Раньше со мной никогда такого не случалось... Если бы сказала это вслух, меня бы обсмеяли: как же так, девятнадцатилетняя девчонка - и не единого раза за всю жизнь не влюблялась! И пусть, раньше я не встречала подобных ему людей. Чтобы от одного взгляда сердце стучало так быстро, от близкого присутствия подкашивались ноги, от прикосновения кружилась голова.