Шрифт:
Машина через автоматические ворота въехала в просторный партер парка и остановилась у входа, сделанного в стиле XX века. Федор поднимался по лестнице из розового мрамора, покрытого коврами, которую светильники из бронзы с хрустальными украшениями освещали таинственным светом. Здесь было полное смешение стилей, где ампир удачно сочетался с модерном. Витражи, как в соборах, пропускали преображенный свет с улицы, и он, попадая в эту фантастическую обстановку, окончательно создавал впечатление другой, нереальной жизни. Он много чего видел во дворцах, но, чтобы кругом были действующие фонтаны и из позолоченных ртов разных земноводных струились голубые, сверкающие на свету воды, такого Федор не видел нигде. И экзотические растения были очень кстати среди этих фонтанов. К нему навстречу из всей этой красоты, как нимфа из вод, появилась Виктория с тюрбаном на голове и в восточном халате таинственно-зеленого цвета из переливающегося на свету шелка.
— Привет, — сказала Виктория и протянула Федору руку, которую тот поцеловал. Они уже давно играли в аристократов, и только опытный взгляд мог бы заметить, что в этой игре много фальши и несоответствий.
— Со дня на день должен быть обыск, — сразу начала Виктория, — теперь мы у них в разработке. Что делать, не знаю. Все опишут, и десять лет обеспечено. Это у них сейчас такая кампания.
Предчувствия самые плохие подтверждались. Федор внимательно смотрел на Викторию.
— А твой генерал КГБ? — спросил он, и Виктория сообщила, что с него-то и начали эту кампанию. Он под домашним арестом, и у нее с ним нет связи. Федору вдруг показалось, что сейчас сюда могут приехать за ним. И давно не испытываемое чувство опасности возникло откуда-то и разлилось легкой лихорадкой. “Все рушится, только бы успеть уехать за границу, куда глаза глядят”, — мелькало в голове.
— Виктория, я уезжаю в Португалию. Там у меня приятель давно живет и всегда меня приглашает.
— Ты с ума сошел. Никто тебя нигде не ждет. Тебя уже, наверно, ищут, и выехать тебе не удастся.
— Что же ты предлагаешь, сидеть и ждать?
Виктория молчала. Она смотрела на Федора, и что-то давно забытое возникло у нее в душе. При мысли, что они расстаются, ей стало жаль чего-то, и совершенно неожиданно для себя самой она подошла к Федору и обняла его. Он сразу стал ее раздевать. Она не сопротивлялась, она этого хотела. Как будто все прошлые претензии ушли, и Федору показалось, что наконец в его жизнь пришла любовь, о которой он и не мечтал, но пришла в такое неподходящее время.
Все в жизни случается не вовремя, и это ни хорошо, ни плохо, как и “не вовремя” всегда относительно. Это только кажется, что “не вовремя”, потому что так обстоятельства складываются, что это “не вовремя” появляется ниоткуда и так же в никуда уходит, и все улаживается. Нам не дано оценить минуту — только потом это все воспринимаешь как прошлое, которое всегда с тобой, а прошлое не может быть “не вовремя”, оно есть.
На какое-то мгновение Федору показалось, что произошло именно то, чего он хотел. Но то, что неожиданно произнесла Виктория, было как холодный душ:
— Знаешь, Федор! Я ведь ничем не смогу тебе помочь. Я-то уеду, а тебя взять с собой не смогу. То, что у нас с тобой общего, я легализовала. Ты будешь отвечать только по своим делам. Тебя жадность обуяла. Я знаю, ты еще шесть прихватил, а от меня хотел скрыть. Так что ты сам во всем и виноват.
Она отвернулась, не желая видеть на лице близкого теперь ей человека растерянность. Кто-то звонил. Виктория не брала трубку, которая призывала настойчиво, не успокаиваясь.
— Подойди, — приказала она Федору.
Он повиновался и нажал кнопку. На другом конце мужской голос спросил: “Когда будет Вика?”
— Неизвестно, — ответил Федор и отключил трубку совсем.
Он вызвал такси и поехал в аэропорт, сказав напоследок Виктории: может быть, еще увидимся. Он решил лететь к Вере. У нее он хотел спрятаться от всех своих неприятностей.
Когда за Федором захлопнулась дверь, Виктория разрыдалась. Слезы текли по ее искаженному страданием лицу, оставляя следы. Этими слезами она оплакивала свою тайную любовь, с которой прощалась. Навсегда.
8.
Федор пропустил мимо ушей просьбу Веры предупредить ее о приезде. Он поехал в аэропорт и сразу взял билет. До отлета оставалось каких-нибудь полтора часа.
Работа его приучила к быстрым сборам, он полжизни провел в поездках. Смена обстановки стала для него стилем жизни, до такой степени привычным, что он над этим не задумывался, и вот сейчас ему в голову все время лез один вопрос: “Что же это у меня за жизнь? Ведь я один как перст. Никого вокруг. А вдруг там что-то получится?” Он не имел привычки углубляться в рассуждения, он был человеком дела, и только иногда, так, как сейчас, он как будто нарушал устоявшийся режим, и тогда казалось, что в его жизни появляется какой-то смысл.