Шрифт:
Все эти воспоминания промелькнули в его голове, и он, казалось, не услышал, как к нему обратился Алексей:
— Марина уехала с дочкой в отпуск, так что видите, я тут старался к вашему приезду один.
— Да, да, спасибо. Все отлично. Ну и как у вас тут? — сказал Федор, усаживаясь в мягкое кресло в углу комнаты. Раньше он любил именно это место — отсюда открывался прекрасный вид из окна. Федор специально выбирал форму окна, чтобы оно было во всю стену и чтобы видны были деревья, сквозь которые вечером проглядывает солнце. Ему долго не удавалось подобрать квартиру, и его знакомый риэлтер много потратил времени, чтобы все было, как это хотелось Федору. И сейчас, сидя в этом кресле и смотря вдаль, Федор вспомнил, непонятно почему, Шуру, потом Викторию и неожиданно спросил:
— А что Виктория Михайловна? Где она?
— Это целая история. Она сейчас где-то за границей. Вышла замуж за иностранца, который поддержал ее в тот сложный момент.
Алексей внимательно смотрел на Федора. Он почувствовал, что Федор спросил о Виктории не просто, за этим что-то стояло, но что — Алексей не знал. Федор сделал вид, что не слышит, и отвернулся, как будто заинтересовался чем-то на стеллаже. Он взял первую попавшуюся книгу — и это был Ерофеев, “Цветы зла”. Он открыл и прочитал: “Федору от Виктории. На память о наших спорах”. Он закрыл книгу, и Виктория вспомнилась ему в то далекое время. Он вспомнил, как рассказывал ей о своем знакомстве с Верой, вспомнил вопрос о Ерофееве, и они потом долго обсуждали, что значит быть культурным, и Виктория сказала слова, которые до сих пор помнил Федор: “Культурный — это человек всем приятный”. Казалось бы, ничего особенного не сказала Виктория, но он помнил эту фразу и всегда примеривал ее к людям, и, кажется, все получалось именно так.
“Действительно, если человек чем-то вызывает неприязнь, значит, он плохо воспитан”. И дальше он сам с собою рассуждал: “А культурный человек не может быть воспитан плохо, и поэтому он должен быть всем приятен”. Но когда он с Викторией беседовал об этом, она ему сказала: “Не важно, сколько прочитано книг, к людям надо относиться с душой. Это трудно”. Все это сейчас вспоминалось Федору. Эти воспоминания мелькали быстро, но Алексей заметил, что при упоминании о Виктории Федор изменился в лице.
— Я пойду вам что-нибудь приготовлю, — сказал Алексей и вышел.
Федор встал. Подошел к окну. Мысли его все время крутились вокруг Виктории, и неожиданно он подумал: “А ведь вопрос о Ерофееве задала Вера. Ну да, я прочитал…” Федор задумался, пытаясь понять, что же все-таки такое эти “Цветы зла”. И он вспомнил, что не смог эту книгу дочитать до конца. Ему было непонятно, о чем пишет этот Ерофеев, при чем тут цветы зла, или он так писателей называет? На этом его рассуждения прекращались — они не могли идти дальше этих простых мыслей. Он понял, что, говоря о приятности человека другим, Виктория его успокаивала, — она правильно сделала, что вышла за другого — этот другой, наверное, был культурнее его, Федора, простого русского парня, которому посчастливилось встать выше своей среды, но которому еще чего-то не хватает, чтобы… Такие мысли всегда его посещали, когда он пытался понять, почему другим везет больше, чем ему. Это самокопание не занимало у Федора много времени, оно, как облачко, набегало, проливалось дождем, успокаивало его самолюбие, и он отгонял его от себя, и солнце освещало его жизнь, и он спокойно продолжал жить, не углубляясь дальше в рассуждения.
И вот сейчас его жизнь как будто начинается снова.
2
Алексей вернулся с подносом, на котором дымился бифштекс с жареной картошкой.
— Федор Иванович, надо перекусить и выпить.
Алексей поставил на стол бутылку красного вина “Cotes du Rone”, и Федор с аппетитом поедал мясо, которое, казалось, таяло на зубах.
— Расскажите, как наши дела.
— В последнее время, — начал Алексей, — ситуация изменилась. Ваше дело, насколько мне известно, сдано в архив. Им не хватило материалов. В общем, все идет как нельзя лучше. Сейчас уже многих оставили в покое, а у нас намечается очень положительная тенденция к увеличению прибыли. Наши иностранные партнеры…
Тут Федор перебил его:
— Значит, нас оставили в покое. Я так и думал, хотя панические настроения прошлого мне иногда снились, как кошмар.
Он налил себе вина и выпил. Зазвонила трубка. Федор включил.
— Герман Моисеевич! Рад вас слышать. Да, да, конечно. Завтра с утра у меня в офисе. Я должен отдохнуть сейчас. Спасибо…
— Так вот, — продолжал Алексей. — Наше с вами общее дело сейчас на подъеме. Иностранные партнеры предлагают новое оборудование, и это даст дополнительную прибыль. Самое интересное, что сейчас устанавливают новые цены на наше сырье, и оно будет приближено к реальной его стоимости. Это то, чего мы хотели.
Федор посмотрел на Алексея заинтересованно.
— Значит, то, что мы предлагали на правительстве, утвердили?
Он смотрел на Алексея и думал, как его партнер за это время изменился. Перед ним сидел не простой клерк, каким ему раньше казался Алексей. Пред ним сидел уверенный и спокойный представитель верхнего эшелона.
— Вы изменились. Вам хоть завтра в правительство.
Алексей как будто на минуту задумался, а потом сказал:
— Вы угадали. Мне предложили пост замминистра в нашей отрасли. Вот я думаю… — он замолчал.
Что-то больно кольнуло Федора. Как будто у него отнимали то, что ему должно было принадлежать. Федор доедал бифштекс и думал: “Значит, пока я был там, уже все решено и без меня. Обошли”. И досада на свою неудачную судьбу подступила к горлу. Он налил себе вина и выпил залпом. Поставил стакан на стол и, внимательно посмотрев в глаза Алексею, спросил:
— Это вам предложил Николай Игнатьевич сам?
— Нет. Это мне предлагает наш партнер Савельев Михаил Прокопович. Вы его знаете. Он был вашим заместителем.