Под напором храмовников Шах отпрянул на три ступеньки вниз и почувствовал, что упирается спиной в… чью-то спину.

– Я наверх! – сообщил ее обладатель.

– Да я как бы, – отозвался Шах, с размаху опуская дубинку на неосторожно выставленную ступню храмовника, – тоже.

Дико взвыв, Рыцарь Храма выронил эспадрон и, схватившись за размозженные пальцы, попытался было скатиться по лестнице, но бдительный Шах пресек эту попытку в зародыше, указав храмовнику более короткий путь вниз – через перила!

Примененная им тактика несколько озадачила храмовников, которые, лишившись командира, ретировались на пять ступенек вверх и начали перегруппировку.

Выигранную передышку Шах использовал для того, чтобы бросить через плечо взгляд на своего неожиданного союзника.

Им оказался молодой – едва ли старше самого Шаха – паренек, который, небезуспешно пытаясь сохранить приличествующее имперскому дворянину скучающе-утомленное выражение лица, отмахивался шпагой от пяти… нет, уже семи наседавших на него завсегдатаев. У шпаги был затейливый, эльфийской работы эфес и обагренный на две трети клинок, с которого при резком взмахе срывались капли крови.

– Брось! – заорал Шах.

– Что? – недоуменно отозвался имперец.

– Вертел свой! – удачным выпадом Шах заставил еще одного храмовника сверзиться вниз, на этот раз сквозь перила.

– Простите, – начал было паренек, – достопочтенный, но…

– А-а, ктрегуруп трехнедельный! – простонал Шах, выдирая подпорку из уцелевшей части перил. – Смотри!

Он шагнул назад, разворачиваясь в полете, и два туманных веера в его руках простучали четкое – т-т-тр-ам! – по головам трех ближайших атакующих.

– Держи, – скомандовал Шах, протягивая подпорку озадаченному имперцу. – И прикрывай мой зад!

– Па-азвольте, – снова завел свою песню имперец, но в этот момент трое оставшихся Рыцарей Храма пошли в атаку, и Шаху стало не до него.

Храмовники атаковали по всем правилам классической военной науки – один, самый массивный из оставшейся троицы, вооруженный длинным “пламенным” двуручником, наступал по лестнице, а его более мелкие товарищи, повиснув на перилах, пытались осуществить фланговый охват.

Подобная тактика частенько приводила Орден к победе, но случались и поражения. Например, в битве при Мишле, в год 21-й Командорства Арейкуса Пятого, узурпатор Обрин не стал дожидаться, пока его наскоро слепленное из мобилизованных крестьян и мелких наемных отрядов и вдобавок уступающее силам Ордена по численности войско стиснут железные клещи тяжелой кавалерии. Воспользовавшись тем, что Арейкус и его приближенные не сумели правильно оценить значение расположенного посреди поля холма Трех Костей, а также прошедшего накануне дождя, Обрин – что полностью противоречило всем канонам орденской военной мысли – сам перешел в атаку. Воодушевленная нехитрой магией и столь же нехитрой демагогией узурпатора толпа крестьян заставила потесниться орденский центр, а затем со склонов холма на увязающую в раскисшей земле рыцарскую конницу начали сыпаться арбалетные болты наемников-гномов… Довершила же разгром, от которого Орден оправлялся на протяжении последующих пяти десятков лет, атака стаи каменных горгулий.

Видимо, не все уроки идут впрок. Точно так же, как и их далекие предшественники, троица храмовников оказалась совсем не готова к тому, что Шах вместо того, чтобы покорно дожидаться своей участи – быть проткнутым тремя мечами одновременно, – упадет на ступеньки, вытянув при этом руку с дубинкой как можно дальше вперед.

Наступавший по лестнице Рыцарь Храма был облачен в форменную накидку и шелковые панталоны, которые при всех присущих им удобствах оказались не совсем соответствующими сложившимся обстоятельствам – у них напрочь отсутствовало бронирование даже жизненно важных мест. А именно такое место задел, опускаясь, наконечник шаховой дубинки, враз сузив воспринимаемый храмовником мир до области чуть ниже живота.

Продолжая свой полет, дубинка стукнулась о ступеньки ровно посредине между сапогами рыцаря. Затем Шах, подтянувшись на свободной руке, резко дернул дубинкой вбок… и согнувшийся Рыцарь Храма рухнул поперек лестницы.

Ноги его при этом смели очередной участок многострадальных перил – вместе с цеплявшимся за них правофланговым. Перила же слева устояли – удар по ним был нанесен сверху вниз, лбом, а главное, на его пути оказались пальцы рыцаря, обходившего Шаха слева.

Этот храмовник оказался самым упорным – дико взвизгнув, он выронил меч, освободив таким образом вторую – пока еще здоровую – руку, и попытался зацепиться ею. Однако Шах уже успел подняться… и поднять дубинку.

– Пожалуй, – сказал юный герой, заботливо проводя рукой по шероховатому дереву, – я нареку тебя Пальцедробилкой!

Тупой звон позади заставил героя обернуться. Его случайный напарник медленно откидывался назад, с блаженной улыбкой прижимая к груди левой рукой – правой он продолжал хвататься за шпагу – здоровенную чугунную сковородку.

– Грушш Маррум! – припомнив Шоновы уроки Старой Речи, выругался Шах, ударом сапога отправляя на головы наступавших не в меру прыгучего карлика в фиолетовой мантии. – Арабакурак!