На холме между столицей, возведенной тираном Поликратом, и святилищем Геры Антоний несколько лет назад приобрел дворец, который по его приказанию был великолепно обставлен. Кроме того, император, имевший немалый опыт в устроении разнообразных праздников и увеселений, уже за несколько месяцев до нашего прибытия распорядился, чтобы сюда были приглашены все известные в окрестностях певцы, музыканты, актеры, жонглеры и шуты.

Его любимцы тоже были здесь: флейтист Ксютос, танцор Метродор и Анаксенор из Магнезии, который непревзойденно играл на кифаре и которому император пожаловал доходы от четырех городов.

Слава святилища Геры, с его огромным храмом, к сожалению, так и не достроенным, и с его знаменитой священной улицей длиной в сорок стадий — эта слава поблекла через несколько недель перед праздничной суетой в Самосе, где день за днем допоздна звучали хоры и разыгрывались представления. В перерывах между ними выступали жонглеры, акробаты и шуты. Греки называют этот свободный народ hoi peri ton Dionysos technitai и обозначают этим именем всех, кто — чтобы сделать свое занятие более уважаемым — считает себя слугами Диониса и ему посвящает свое искусство.

Похоже, императора нимало не занимала предстоящая война и играть роль Диониса нравилось ему больше, чем быть озабоченным императором. Многие историки утверждают, что для Марка Антония было бы полезней вторгнуться в Италию, вместо того чтобы дожидаться, пока Октавий вступит в Элладу и принудит его к обороне.

Император неоднократно объяснял, почему он был так беспечен: он бесконечно верил в силу денег. Царица и он обладали такими сокровищами, о которых Октавий, постоянно вынужденный увеличивать налоги, мог только мечтать.

В мае этот долгий праздник окончился, и мы отправились в Афины. Этот город многим обязан Птолемеям, и в нем до сих пор регулярно проводятся в их честь праздничные игры.

Нашей царице была устроена встреча, достойная богини. В Акрополе среди прочих была установлена статуя Исиды.

Однако беззаботные дни Самоса уже миновали. Из Рима то и дело приходили нерадостные вести. Октавий принудил сенат лишить Антония звания триумвира и предусмотренного в следующем году консульства. Тем самым Октавий добился того, что Антоний стал частным лицом, изменившим Риму, искателем приключений на службе иностранной царицы. Отныне все его приказы, распоряжения и поручения, отдаваемые от имени Рима, становились незаконными, а присяга, которую принесли ему легионеры, стала считаться недействительной.

К сожалению, следует добавить, что Октавий не сделал попытки договориться с Антонием и тем самым предотвратить новую гражданскую войну. Император всеми силами пытался сохранить своих сторонников в Риме и расходовал огромные суммы на то, чтобы приобрести новых.

Пытаясь как-то спасти положение, его друзья отправили в Афины Гая Гемина, своего доверенного человека. Он должен был убедить Антония расстаться с Клеопатрой и вернуться в Рим к своей жене Октавии, где ему с почетом вновь будут возвращены все звания. Заманчивое, конечно, предложение, но оно пришло слишком поздно. Клеопатра всеми силами старалась противодействовать Гемину, потому что ее трон зависел от отношений с императором. Она с самого начала сделала все, чтобы вызвать к посланнику ненависть и недоверие.

Гемин оказался маленьким тщедушным человеком, его большую голову украшал громадный кривой нос, однако эта грубая на вид башка была далеко не пуста. Он выказал себя любезным, предупредительным и готовым на компромиссы. То, что он говорил, было очевидно, он не горячился, не поддавался на провокации, не ставил никаких условий и вполне мог бы добиться успеха, если бы царица предоставила ему хоть малейшую возможность для этого. Однако она всеми силами препятствовала ему, пыталась выставить его шпионом Октавия и его сестры, бывшей супруги императора. Ей удалось помешать Гемину добиться успеха даже в малом: наедине поговорить с Антонием. Гемин ясно показал, что никто и ничто не может лишить его мужества, и втайне многие сторонники императора желали ему счастья и успеха.

Под предлогом, что ему необходима защита, Клеопатра приказала страже день и ночь сопровождать его и, конечно, шпионить за ним. Эти люди были не на его стороне и достаточно ловко препятствовали любой встрече с Антонием.

Мы жили на римской агоре [69] — подарок городу от Юлия Цезаря — у подножия Акрополя, в просторном, тоже возведенном римлянами здании. Здесь был большой триклиний, где царица, а часто также и император обедали со своими друзьями. Между этой царственной парой дошло даже до спора: царица говорила, что за ее столом нет места шпионам и предателям, на что Антоний возражал ей, что Гемин — пока ему не доказали обратное — посланник его друзей в Риме и он не хочет, чтобы немногие оставшиеся у него сторонники превратились во врагов.

Гемин надеялся, что за обедом ему предложат место рядом с императором или напротив. Однако вместо этого Клеопатра распорядилась посадить его в конце стола, что исключало всякий контакт с Антонием. Однако этот маленький человек не сдался. С удивительным терпением проглатывал он все насмешки и даже оскорбления, которыми его постоянно осыпали. Так уж принято при дворе, что все — или почти все — смотрят в рот своему правителю.

У меня до сих пор перед глазами эта сцена. Когда Гемину все же удалось получить приглашение к столу, слуга подвел его к креслу императора. Место Клеопатры еще пустовало.