Шрифт:
Паганель снова заговорил:
– Может быть, тебя смущает, что я причастен к гибели Николая, травме Профессора или убийству Леднева? Так это все Судаков! Это все он! Николай той ночью был у меня, рассказал про находки, похвалился! А Судаков, он следил за их группой! Устроил обвал в раскопе, потом выследил Николая…
– И убил его! – закончил я за Паганеля: – А ты, конечно, ничего не знал!
– Я не знал! Клянусь дочерью – не знал! – Паганель остановился, почувствовав, что заврался, и резко сменил тон, теперь в его голосе зазвенел металл:
– У тебя нет выхода! Либо ты остаешься здесь гнить до скончания века, либо говоришь мне, где ящики! Ты понял, щенок?!
– Какие ты дашь меня гарантии? – усталым голосом спросил я, внутренне напрягшись.
– О чем ты говоришь?! Никаких! Мое честное слово!
«Ага! Нашел гарантию!», – подумал я, а вслух спросил:
– Логинов! Зачем вы убили Леднева?
– Он слишком о многом догадывался, как и Профессор, кстати… – машинально ответил Паганель, но тут же спохватился и зло крикнул: – Леднева убил Судаков у тебя на глазах, я тут ни причем! Где ящики?! Ты будешь говорить, или я ухожу!
– Еще один вопрос! – спокойно сказал я: – Записка, глупое стихотворение на моей двери – твоих рук дело?
– А-а-а! – протянул Паганель, и вдруг захихикал страшным, неестественным, визгливым смехом: – Все же проняло, все же я напугал тебя тогда! Я хотел, чтобы ты перестал совать свой нос в мои дела – кто же мог подумать, что сама судьба посадит тебя в одну машину с Судаковым! Борис был мне не опасен – я знал его еще студентом, он всегда быстро загорался, и быстро остывал! А ты, ты здорово мешал мне! После того разговора, в кафе, я захотел напугать тебя, и мне это удалось! Ну все, хватит разговоров! Считаю до трех и ухожу – навсегда! Мне надо убираться из Москвы – у меня дома засада, меня ищут! Говори! Раз! Два!! Три!!!
Я понял, что тянуть дальше нельзя – он действительно уйдет!
– Ящики мы… я зарыл в подвале дома номер пятнадцать по Мартеновской улице, в самом левом дальнем углу! Там не все, но об остальном мы с тобой поговорим позже, когда ты выпустишь меня! – твердо сказал я, не покидая своего убежища в углу – мало ли что!
– Почему именно там? – быстро спросил Паганель, и я уловил дрожь в его голосе.
– У меня были ключи от входной двери в подвал – в этом доме живет мой двоюродный брат, он сейчас с семьей уехал в Абу-Даби, в отпуск!
– Где сейчас ключи?
– Отдал брату! – как можно естественнее ответил я, и затаил дыхание – клюнет?!
– Хорошо! Я сейчас же поеду туда, но горе тебе, мой мальчик, если ты водишь меня за нос! Я вернусь и попросту убью тебя!
Клюнул! Давай, жердина, возвращайся, только не очень скоро, чтобы я успел организовать тебе теплую встречу! Тут-то мы и посмотрим, кто кого… Я улыбнулся в темноте, и тут же скривился от боли – потрескавшиеся губы лопнули сразу в нескольких местах…
Паганель уже торопливо шагал прочь, и вскоре меня вновь окутала тишина и темнота. Я нашарил пакет, залез в него, первым делом достал свечи – целый десяток, расставил штук пять поближе к двери и зажег.
Стало довольно светло. Я отыскал коробочку с мазью, вату, несколько бинтов, жирным слоем выдавил мазь прямо на раны, скрипя зубами от боли, наложил сверху ватную прослойку и забинтовался, довольно коряво, но надежно – повязка не спадала. Потом я торопливо поел – Паганель принес колбасы, хлеба, масла, вареных яиц, помидоров…
Еще в пакете обнаружилась упаковка аспирина, я проглотил сразу три таблетки, запил водой из новой бутылки «Святого источника», а потом мой взгляд случайно упал на газету, в которую были завернуты продукты.
Это было какое-то левое и в прямом и в переносном смысле этого слова издание «Социалистическая Россия» за четырнадцатое ноября сего года! «Мама родная!», – ужаснулся я: «Выходит, я в этой могиле уже неделю! Надо, надо быстрее выбираться!».
Времени у меня оставалось не так уж много – если Паганель на машине, он доедет до указанного мною адреса минут за тридцать-сорок, столько же назад, при условии, что на этой Мартеновской улице не окажется пятнадцатого дома – я сам никогда не был в том районе, даже не знаю, почему я назвал именно этот адрес? В общем, при самом плохом раскладе у меня час с небольшим!
И я взялся за дело. При свете работать было куда как легче, да и настроение мое повысилось – раны, вспыхнувшие было огнем от мази, теперь почти не беспокоили меня, появился даже азарт: успею – не успею, повезет – не повезет?
Сперва я попытался перерубить кабель, но мой инструмент больше походил на дубину, чем на топор, и кабель лишь слегка плющился, проминаясь под ударами. Тогда я изменил тактику, и начал бешено пилить зазубренным краем ломика мягкий металл оплетки. Вскоре я вспотел, скинул бушлат, и теперь работал в одних бинтах, изо всех сил налегая на изолированную рукоятку.