Шрифт:
Но вернемся в Лос-Анджелес, где мы оставили Дэвида все еще в плену у ведьм в неопределенном месте, а меня – звонящей Майклу Липпману и передающей ему номер телефона, который дал мне Дэвид. Поскольку Майкл одновременно был и в хороших отношениях с Дэвидом, и находился в том же городе, возможно, сказала я, ему следует позвонить по этому номеру; возможно, он сможет лучше составить себе картину ситуации, чем я. Он согласился, а я повесила трубку и осталась ждать.
Когда он перезвонил мне, он тоже был обеспокоен. Ему не понравилось, как Дэвид звучал, сказал он, так что он посоветовал ему просто выйти на улицу, где бы он ни находился, поймать такси и отправляться прямиком домой к Липпману в Холливуд-хиллз, чтобы Майкл мог заплатить водителю и отвадить ведьм, если они увяжутся. Дэвид согласился.
Молясь, чтобы Дэвид последовал совету Майкла, и настроенная убедить его уйти оттуда, если он не последовал этому совету, я позвонила по ведьминскому номеру. Ответила какая-то женщина, но я не могла добиться от нее никакого толку – не скажу даже, говорила ли она по-английски и вообще на каком-то членораздельном языке – и я слышала, как на заднем плане дико хохочет какая-то толпа. Я послушала тарабарщину, долетавшую до меня через Атлантику из этого калифорнийского дома, и, почувствовав настоящий ужас, решила тут же сесть на самолет. Долг, явно неизбежный, требовал моего присутствия.
Я перезвонила исключительно благоразумному Майклу Липпману, прося обеспечить чек. Он был обеспокоен. Это нехорошо. Он думал, что мне нужно быть в Калифорнии как можно быстрее.
Я вылетела той же ночью. Глядя на уплывающие огни Хитроу, я знала, что прощаюсь с цивилизацией или, по крайней мере, с жизнью в утонченном обществе и отправляюсь неизвестно куда – к черту на рога (к черту на рога?) – в Голливуд.
Я бы не сказала, что Нечистый был непривычным явлением на Голливудских холмах. Если скапливается концентрация честолюбивых, исключительно аморальных эгоманьяков, запертых в условиях непрерывной грызни-соперничества друг с другом – и это самое подходящее описание Лос-Анджелесской кино-“коммуны”, какое я могу придумать, – то какой-нибудь гений неизбежно должен подумать об обеспечении карьеры через Сатану. Тебе абсолютно ГАРАНТИРОВАННО нужно, чтобы такой-то и такой-то в “Парамаунте” прочел твой сценарий? Используй всесильный стук раздвоенного копыта! Хочешь, чтобы твой соперник за право нарисовать новый Диснеевский персонаж (прорыв в карьере!) вышел из игры, откинулся? Вперед, укокошь девственницу!
Честно, я вовсе не шучу. Голливую, судя по всему, – самое оккультное место на планете вот уже несколько десятилетий. Искусство черной магии развилось до степени закоренелости, а в середине 70-х оно процветало, как никогда до того или после. Оккультных лавок там было почти столько же, сколько магазинчиков здоровой пищи.
Я это знала, так что была не слишком удивлена, когда, межконтинентально переместившись в дом Майкла и Нэнси Липпманов, услышала Дэвидовские объяснения того, что произошло между ним и теми ведьмами (от которых он улизнул точно, как советовал Майкл, – просто выйдя на улицу и поймав такси).
Насколько можно было судить по рассказам Дэвида, это были не обычные черные делишки, а весьма утяжеленный вариант. Дело, сказал он, заключалось в том, что этим людям нужна была его сперма. Они хотели удержать его и заколдовать (я не шучу!), так чтобы он смог оплодотворить одну из ведьм в ритуальной церемонии на кануне дня Всех Святых и, таким образом, привести в мир сына Сатаны.
Ну-ну, подумала я. Прямо удивительно, на что пара граммов кокаина может вдохновить человека! Дэвидовская история была весьма красочна и еще более грандиозна, но, как и все кокаиновые фантазии, она была лишена настоящего блеска, настоящего воображения; это было просто какое-то раздутое и перегретое второсортное коровье дерьмо! Смотрите “Ребенка Розмари”, потом проводите два дня, вдыхая трехдюймовые дорожки каждые пятнадцать минут в компании какого-нибудь гондона-дилера и его кокаиновых шлюх – возможно, с одобрения своей компании, но необязательно – и пожалуйте! Теперь вы – бедная-несчастная протестующая Миа Фэрроу и великий сатанист в одном лице, причем все вертится вокруг исключительно интересного варианта извержения Лэнса оф Лав. Даже в параноидных фантазиях Дэвидом управлял его х...
Я не знала, смеяться ему в лицо или плакать в уголке. Сама идея того, что кому-то приходится ЗАСТАВЛЯТЬ Дэвида пустить в дело своего Лэнса, казалась ужасно забавной, с другой стороны, духовная деградация, продемонстрированная этой историей (настоящей или выдуманной) была очень печальным фактом. Так что я просто взяла себя в руки и выполнила свою работу. Энджи все уладит: она будет сиделкой, поварихой, голосом разума, и все будет окей вплоть до следующего раза. Так вот все и происходило. Не смотря на то, что я не подходила в качестве наркотического спутника, Дэвид вдруг начинал считать меня вполне приемлемой или даже необходимой, когда доходил до ручки и сам себя запугивал.
Я поняла, что первая моя задача – затолкнуть в него хоть немного еды, и это затормозит его настолько, что, возможно, ему придет в голову даже еще более блестящая идея хоть немного поспать. Но я должна была купить и приготовить еду самолично, поскольку, как объяснил Дэвид, Майкл и Нэнси непременно отравят его, представься им такой случай. Высказав изречение на эту наиважнейшую тему, он удалился в комнату для гостей – еще немного “подбодриться”. Я отправилась в супермаркет.
Когда я вернулась, нагруженная всеми его любимыми деликатесами, он находился в состоянии глубочайшей паники, потому что я так долго отсутствовала. Я успокоила его, и тут же слелала ложный шаг:
“Бэби, я думаю, было бы неплохо, если бы ты хоть ненадолго повременил с кокаином. Ты же знаешь, что он совсем убивает твой аппетит, а тебе нужно поесть, так что, может быть, подождешь, пока не поешь?”
Чертова глупая ошибка! “Не указывай мне, что мне делать! – завопил он. – НИКОГДА не говори мне, что мне делать!”, и бросился в свою комнату, хлопнув дверью. Полышались втягивающие звуки.
К полудню он не вышел из комнаты. В конце концов, после бесконечных наших с Майклом уламываний и уговоров из-за двери, он приоткрыл ее. Очень скоро он пожалел, что это сделал.