Шрифт:
Двадцать пятое сентября, 2010 год.
Два дня назад приходил участковый. По поводу кражи, разумеется. Я забыла о том, что мне нет восемнадцати, поэтому буквально тряслась в страхе, когда шла в участок. Я думала, что меня посадят. Там на меня наорали, но отпустили домой. Оказалось, что Катька уже стояла на учете. Да и на руку девка была нечистой. Спасибо, Катя. Отличная у меня репутация. В участке я встретилась с папой. Он пришел забрать заявление. По его словам, он мучился сутки, а потом решил не портить жизнь ребенку, мол, девчонка я еще совсем. Потом он спросил, кем я прихожусь Лолите. Я ответила, что подругой.
– Насколько близко ты знала ее? – Спросил папа.
– Ближе, чем вы можете представить. – Ответила я. Надеюсь, папа не понял меня превратно.
Сегодня после школы меня встретил Алексей. Он написал какую-то песню. Интересно, сколько времени пройдет прежде, чем он поймет, что я бездарность, и, наконец, отстанет?
– Когда ты будешь свободна?
– Не знаю. Вечером я должна забрать Лизу из детского сада.
– Ты каждый день ее забираешь. Ну, а после?
– После будут уроки.
– Какие уроки?
– Такие, которые задают в школе. Слышал о таком?
– Ты ведь говорила, что плюешь на учебу.
– И ты одобряешь это?
– Нет, это плохо, но… Может быть, ты просто не хочешь больше петь?
– По правде говоря, да. Я не хочу петь.
– Значит, в конкурсе ты участвовать не будешь. – Расстроено заключил Леша.
– Наверно, нет.
Леша ушел, даже не проводив меня. Только на прощание буркнул «пока». А у меня камень с души упал. От одной проблемы я избавилась. Ура.
Двадцать шестое сентября, 2010 год.
Сегодня я подумала, что схожу с ума. Со вчерашнего дня творится какая-то чертовщина. Сам по себе включается телевизор, бьется посуда и происходят прочие непонятные вещи. Может быть, сходить к психотерапевту?
Двадцать седьмое сентября, 2010 год.
Сегодня я видела Катю. Она была в ярости. Бедная девочка не может смириться со своей смертью, и конечно, обрести покой. Еще ее бесило, что в ее теле живет другой человек. Я понимаю ее.
– Хорошо ты устроилась, подруга. Должна была сдохнуть, а вместо этого получила вторую жизнь и тело, моложе прежнего! И астма больше не мучает.
– Зато я пережила ломки. Это, между прочем, можно пережить.
Катя скривилась. Ее взгляд скользнул по мне с ног до головы.
– Я теперь будто и не я совсем. Ты зануда, детка. Стиль как у английской королевы. Я вот зачем пришла. Не могу смотреть, как ты живешь моей жизнью, и при этом строишь ее под себя. Какого черта ты вытворяешь? С чего ты взяла, что можешь отказываться от конкурса? Кто дал тебе это право?
– Но я не умею петь.
– А это твои проблемы! Сцена была всей моей жизнью. У меня, знаешь ли, была убогая жизнь. Музыка была моей единственной радостью.
– Кроме наркотиков.
– Что ты понимаешь?! Не суди меня! Ты двадцать лет жила как мышка в коробке. Золотая девочка, не знавшая обратной стороны жизни. А вот она! Вот! Тебе нравится? Уже привыкла или посещают мысли о самоубийстве? Нет? Тогда бери телефон и звони Лехе.
– Лехе? Алексею? Но я не знаю номера его телефона.
– Продиктую.
– Катька указала взглядом на телефон. В общем, теперь я участвую в конкурсе, и если проиграю, она оторвет мне голову.
Десятое октября, 2010 год.
Вчера записалась на курсы самообороны, которые еще совмещаю со спортивными танцами. Это для того, чтобы быть в хорошей физической форме, и обрести боевой характер. На этом настоял Женька. А все из-за того, что Катькины дружки снова вспомнили обо мне. Они пытались затащить меня в машину. Я упорно сопротивлялась, и в итоге смогла убежать. Страшно подумать, что было бы, если б не смогла. Леша обещал показать пару приемов на случай, если эти отморозки в скором времени еще надумают пристать ко мне. А еще сказал, что поговорит с ними, чтобы оставили меня в покое. Я отговорила его. Надеюсь, что отговорила.
Пятнадцатое октября, 2010 год.
Сегодня ходили с Алексеем на прослушивание. Вернее прослушивалась я, а Лешка так – поддержать. Этот говнюк не сказал мне, то прослушивание это и есть первая часть конкурса. Первый тур. Забег начался, и я преодолела первую дистанцию. До этого я упорно трудилась. Я часами распевала дома, действуя на нервы Темке.
– Ты же реп читала. Что, уже в оперу подалась, чтоли? Хорош выть – уши болят!
Вот так. Я стараюсь, пою, а он называет мое пение воем. Правда, через два дня сам попросил зачитать что-нибудь. Я напела припев написанной Алексеем песни. На этот раз Артем похвалил. Может, все не так плохо, как я думала, и во мне просыпается неведомый мне раньше талант?