Какъ-то ночью Кириллъ Семенычъ поднялся напиться, покачнулся и упалъ: кружилась голова.

— Что ты тамъ тычешься? — крикнулъ хозяинъ.

Кириллъ Семенычъ еле добрелъ до лавки и разбудилъ Сеню.

— Тяжко мнѣ… ровно огнемъ жжетъ… Водицы дай…

— Кириллъ Семенычъ… голубчикъ, Кириллъ Семенычъ… — шепталъ Сеня, отыскивая въ темнотѣ ведро съ водой.

— Ничего… ничего, братикъ… поправимся… отлежаться надо.

Ночью онъ бредилъ, разговаривалъ съ Пахомычемъ и, какъ казалось Сенѣ, плакалъ во снѣ. Забѣлѣло утро. Кириллъ Семенычъ лежалъ съ закрытыми глазами и тяжело дышалъ.

Подошелъ хозяинъ, потрогалъ больного и поморщился.

— Свернулся старикъ-то… И принесло его на грѣхъ!.. Давеча съ коридора двоихъ въ больницу свезли…

Сеня сидѣлъ около и смотрѣлъ на осунувшееся лицо Кирилла Семеныча, не зная, что теперь дѣлать.

— Боленъ Кириллъ Семенычъ… трясетъ его, — робко сказалъ онъ хозяину.

— Знаю, что боленъ… Эй, дядя!.. ты!..

Кириллъ Семенычъ открылъ глаза, сказалъ что-то непонятное и снова закрылъ.

— Кириллъ Семенычъ! — испуганно спрашивалъ Сеня.

Но тотъ не говорилъ ничего. Приближался вечеръ. Сильнѣй и сильнѣй овладѣвало Сеней безпокойство. Что дѣлать? Никого нѣтъ, хозяинъ ворчитъ, грозитъ выпроводить изъ квартиры, помощи нѣтъ. А что, если…

Нѣтъ, лучше не думать. Въ эти тяжелые часы Сеня ясно созналъ, какую опору имѣлъ онъ въ этомъ безпомощномъ теперь человѣкѣ, чужомъ ему совсѣмъ и такомъ близкомъ. Все чужое кругомъ, страшный городъ…

Встревожился и хозяинъ: три дня не платили ему за уголъ. Сеня слышалъ, какъ за перегородкой шумѣли ночлежники, спорили, упоминали о больницѣ. Только безногiй крючочникъ выползъ къ лампѣ и, какъ машина, пощелкивалъ щипчиками, вырабатывая свой паекъ.

— Въ больницу отправить… — услыхалъ Сеня хриплый голосъ хозяина. — Чего добраго, помретъ еще. Эй, ты!.. милый человѣкъ!

Подошелъ литейщикъ, кой-кто еще. Цѣлая группа людей, рваныхъ и грязныхъ, обступила Кирилла Семеныча.

— Какъ тебя… можешь ты понимать?.. Да не реви ты-то!..

— Водки бы ему дать, — совѣтовалъ литейщикъ.

Достали водки, но не могли разжать рта.

— Можетъ и отойдетъ!.. Растереть его солью!.
–

— Чего тутъ толковать?.. Въ больницу его надо, — сказалъ хозяинъ. — Извѣстно, горячка.

— Не иначе что… Вонъ изъ пятаго номера отъ Кривого всѣхъ высадили и все пожгли.

Жльцы долго спорили, высказывали предположенiя, что, можетъ, и такъ обойдется. О Сенѣ совсѣмъ забыли. Онъ сидѣлъ, слушалъ и, казалось, не понималъ, что происходитъ. Хозяинъ настоялъ на своемъ. При свидѣтеляхъ осмотрѣли пожитки Кирилла Семеныча, нашли паспортъ, сберегательную книжку и деньги; завязали въ узелокъ. Призвали дворника и передали ему на сохраненiе сундучокъ. Сократъ Иванычъ, раздобывшiй гдѣ-то пальтишко, и по всѣмъ признакамъ „выходившiй на линiю“, вызвался доставить Кирилла Семеныча въ больницу.

— Ты гляди… тринадцать рублевъ на немъ… — подозрительно оглядывая гигантскую фигуру литейщика, сказалъ хозяинъ.

— Еще скажи! — внушительно отрѣзалъ тотъ.

Кирилла Семеныча съ трудомъ одѣли, и литейщикъ понесъ его на извозчика. Сеня плелся сзади, не зная, что дѣлать, не рѣшаясь спросить.

Онъ хотѣлъ было ѣхать въ больницу вмѣстѣ, но кто-то остановилъ его.

Онъ робко жался возлѣ извозчика, всматриваясь въ багровое лицо и оловянные, блуждающiе глаза Кирилла Семеныча. Тотъ что-то пытался сказать, когда его взглядъ скользнулъ по Сенѣ, пошевелилъ рукой, но никто ничего не понялъ.

Сеня остался стоять у входа въ домъ, не зная, куда идти.

Подмораживало. На площади было темно и пусто, и эта темнота гнала его назадъ, въ ночлежку. Тамъ ему, конечно, скажутъ, что дѣлать и куда идти.

Онъ поднялся въ квартирку и подошелъ къ хозяину.

— А мнѣ теперь что дѣлать? — спросилъ онъ.

— А чего раньше не говорилъ?.. И я-то забылъ… Деньги то увезли…

Чего дѣлать?.. Въ участокъ иди, тамъ заявишь… Чего тутъ тебѣ торчать… Чужой ему ты?

— Чужой…

— Ну, вотъ… Нечего тебѣ тутъ… Тамъ тебѣ и пищу дадутъ и все… да… А у насъ гдѣ жъ тебѣ… Можетъ, старикъ и не выпишется совсѣмъ…

Сеня стоялъ передъ хозяиномъ, смотрѣлъ на него, на столпившихся около ночлежниковъ. Правда, что-же онъ имъ? Кириллъ Семенычъ, еще неизвѣстно, сколько времени пролежитъ въ больницѣ, да вѣдь и ему онъ чужой. Слезы подступали къ глазамъ отъ сознанiя одиночества и заброшенности.

— Кинули мальчишку…. Родителевъ благодари, — сказалъ крючочникъ. — У насъ ежели бы артель, а то народъ съ вѣтру все… сейчасъ одни, завтра другiе. И впрямь, въ часть тебѣ. Требуй отправки. Сейчасъ тебя въ тюрьму возьмутъ, а тамъ по этапу на родину отправятъ… пужаться нечего…