Но еще раньше я просыпался. Я говорил. С кем же?..

...Женщина с коротко подстриженными волосами, тонкой ниткой коралловых бус на стройной шее. Бусины были красными, как густая кровь или как темная ржавчина, причудливой формы, но гладкие, с отсветами мерцающих точек. Я долго не узнавал ее. Пока мы не заговорили. Она сидела на стуле у самого окна.

На улице прохладно, — сказала она. — может быть, при

крыть окно?

Нет, не надо, впрочем, если вам холодно...

Мне? — удивленно спросила она. — Холодно? Ну нет...

Ее реплика озадачила меня. Я сидел за столом, гораздо дальше от окна и то ощущал легкий озноб: Впрочем, он скоро прошел. Меня не удивило, что на улице ночь и что визит ее, следовательно, можно назвать поздним. Я пытался об этом думать, но

45

44

никак не мог сообразить, была ли какая-то причина ее прихода или нет. Мой сон как будто начинался с середины.

— Вам нравятся мои бусы? — спросила она с наивной интонацией.

— Очень красивые бусы, — отозвался я, и у меня вдруг воз

никло такое чувство, что одновременно я ответил и на другой

ее вопрос. И как будто этот другой вопрос, не относящийся к

бусам, был важнее для нее Но потаенный смысл разговора все

еще не доходил 1до моего сознания.

Она улыбнулась. Спросила:

— Вы помните меня? Или забыли?

И я вспомнил. Но не сказал вслух. Промолчал. Просто кивнул.

— Хорошо, что вспомнили, — сказала она и опять улыбнулась.

Улыбка у нее была едва заметная. Только глаза улыбались, но

не губы. Меня вдруг осенило. Я понял, почему она спросила о бусах. Хотела сказать, что я не смогу ее больше увидеть. Вот что она хотела сказать! Она кивнула, словно подтверждая мою догадку.

— Я давно не видел вас, — сказал я и'тут же заметил, что

лицо ее стало серьезным, даже озабоченным. Как тогда... почти

сорок лет назад, зимой, когда она наклонилась над заснеженной

ямой, чтобы подать мне руку. Но с тех пор она не изменилась,

. вот в чем штука, и я почему-то не был нисколько этим удивлен.

— Что же случилось? — спрашивал я. — Куда вы исчезли?

Она наконец рассмеялась. До того необыкновенен был мой

вопрос.

— Я понимаю, — поправился я, — Очень даже хорошо пони

маю, как сложно...

Смех застыл в ее глазах, И я будто бы спросил ее, почему эта встреча только сон.

— Но во сне время бежит иначе! — воскликнула она. — За

одну минуту можно поговорить о многом.

И я опять понял скрытый смысл ее ответа: «Пусть это останется сном!» И понял, что смог раньше увидеть ее только потому, что случилось нечто непредвиденное, из ряда вон выходящее. Что же? Я вспомнил далекую зиму в северном поселке... Что случилось тогда?

Нет, не могу понять... — сказал я откровенно, и она, ко

нечно же, догадалась, о чем я... и сказала:

Это было так давно.

«Вот оно что», — подумал я, и опять возник другой, настоящий ответ: незадолго до того, в один прекрасный день и час космический зонд поднял со дна впадины подводный цветок. Там, на планете в созвездии Близнецов. Наш земной зонд. Посланный предками, он успел приблизиться к горячей планете, облететь ее, сесть, успел поднять со дна добычу. Вот в чем дело! Совпадение казалось случайным и закономерным. Мысль работала быстро, я пробовал разобраться в вихре событий. Но как передать словами эту удивившую меня взаимосвязь явлений и фактов, разделенных годами и парсеками?

Мне придется начать издалека.

Кто похож на нас во вселенной? Где миры, на которых есть жизнь? Поколения исследователей и мечтателей задавали себе эти вопросы и пытались на них ответить. Придумали даже гипо-

46

тетический язык для межпланетных и межзвездных контактов— линкос. Будто бы и в,самом деле полезно обмениваться фразами, основанными на математических аксиомах и константах. Наконец стало ясно: контакт возможен при близких уровнях развития цивилизаций. В иной ситуации диалог носил бы даже забавный характер, а его последствия трудно было бы (предвидеть. Кто рискнет на свой страх и риск вмешаться в естественный ход событий? Сделав это однажды, нельзя потом освободиться от необходимости делать это постоянно. Начав, нельзя остановиться. Можно говорить лишь о локализации такого влияния, но и это стоит огромного напряжения: ведь на арену действующих сил выступает пространство — время. И еще один фактор, который мы склонны недооценивать. Это энергия-точность... именно так. Чтобы электронная машина вычислила тридцать знаков после запятой, нужна энергия: расчет длителен, утомителен. Многие часы и дни работы — снова затрата энергии. Только тогда результат точен. А если говорить о больших величинах, об очень высокой точности? Если, к примеру, нужно получить пятьдесят, сто знаков? Может показаться, что это абстрактная задача, никому не нужная. Безусловно, если речь идет о масштабах планеты или даже солнечной системы.