На меня навалилась усталость, веки стали тяжелыми, словно они были сделаны из свинца.

– Тебе надо отдохнуть, - услышала я издалека ее голос, - ты не спала четыре дня.

Она усадила меня на софу, и я без сил откинулась на спину, коснувшись подушки головой. И я тут же почувствовала еле уловимый запах Дэвида, он сохранился здесь повсюду, казалось, даже его тепло осталось в складках моей одежды. Снова нахлынула тоска, но усталость взяла свое: я лишь судорожно всхлипнула, и сон оборвал мои невеселые мысли...

Когда я вновь открыла глаза, мне показалось, что прошло всего несколько секунд. Чувства, что я отдохнула, не было. Орланда сидела в низком кресле у камина, поджав под себя ноги, и глядела на огонь. Что сейчас: ночь или день? А в прочем, какая разница. В комнате было темно, и лишь блики от костра играли на ее точеном лице. Сейчас она выглядела совсем по-другому, не так, как при первом нашем знакомстве в Питере. Простая одежда сильно изменила ее облик: мягкие современного покроя брюки с огромными карманами по бокам и уютная плюшевая курточка с капюшоном делали ее похожей на подростка. Лишь совершенные черты лица выдавали в ней ту, кем она на самом деле была. 'Она очень красива, - отметила я еще раз про себя, - в любом облике и в любом месте...' Черные до синевы волосы были собраны на затылке в узел, что еще больше добавляло ей молодости. Сколько ей на самом деле лет? Думаю, мне лучше этого не знать... Я неосознанно любовалась ею, то изящество, с которым она держала голову, было достойно кисти великих художников. В моих мыслях не было ни тени зависти или обиды, мне просто доставляло удовольствие смотреть на нее. Она поможет мне... Если бы не ее появление, я так и осталась бы навсегда сидеть у скалы. От этого предположения мурашки пробежали по моей спине. Кто-то остановил время... Мне так этого хотелось... И я поддалась отчаянию, даже не пытаясь ничего изменить... Разве так я должна себя вести?!

Орланда повернула голову, и ее взгляд обратился на меня.

– Мне нравится твой настрой, - подбодрила она.

Она знает, о чем я сейчас думаю. Не удивлюсь, если она даже видит мои сны... Это ужасно! Но, похоже, неизбежно.

– Извини, - проговорила она, - я понимаю, что для тебя это очень непривычно и, наверно, даже неприятно.

Я пожала плечами в ответ - это не самая большая проблема на сегодняшний день.

С Орландой было и легко, и одновременно очень сложно. Ее лицо оставалось непроницаемым, ведь Варунам не ведомы человеческие чувства. Идеальные черты были холодны и неподвижны, словно камень, но в то же время от нее исходило какое-то тепло, которое я ощущала не глазами, а всей кожей. И мне на миг показалось, что ее бирюзовые глаза наполнились нежностью. Пламя костра придало им янтарный оттенок, словно в них отразился закат на море. В памяти всплыли чужие образы, ведь на Балтике не бывает подобных красок. Чьи это воспоминания: Ареса или Сары? Теперь они все уже перемешались, и стали моими.

Вставать не хотелось, пламя костра притягивало к себе взгляд, гипнотизируя и давая возможность ни о чем не помнить. Сейчас единственным моим желанием было укрыться от всего, что осталось за пределами этого сумрачного мира. Там все слишком сложно и больно, а здесь есть спасительная темнота и тишина. И еще Орланда. Я понимала, что это ее присутствие дает мне обманчивое ощущение покоя. Ну, что ж, тогда я навсегда останусь рядом с ней... Если она позволит...

– Давай поговорим, - Орланда прервала мои вяло текущие мысли.

– Давайте, - согласилась я.

Спорить было бесполезно.

– Во-первых, договоримся, что ты перестанешь называть меня на 'Вы'. Это раздражает.

Я усмехнулась, почему они все не терпят уважительного обращения?

– Потому что это всего лишь слова. Уважение надо заслужить, и оно совершенно не зависит от возраста.

Конечно, она была права, просто меня всегда учили, что надо быть вежливым.

– Удивительно, как люди привязываются к нелепым условностям, но, в то же время, не могут заставить себя по-настоящему уважать друг друга. Вы не понимаете, что возраст не дает никаких прав. Очень часто человек доживает до глубокой старости, но так и не становится мудрей.

Наше общение было очень странным, я не произносила ни слова, но это нисколько не мешало диалогу. Конечно, очень удобно, но и очень опасно, потому что слова можно контролировать, мысли - нет! Сколько глупостей я могу таким образом 'наговорить' ей. А что чувствует она, слушая весь этот бред?!

Орланда изящно пожала плечом.

– К этому привыкаешь. Как к ветру вокруг, к шуму листьев, плеску воды. Ты же не задумываешься каждый раз о том, что слышишь все это. Они - просто фон твоей жизни. Вот и все...

– Ничего себе фон. Мне кажется, что в моей голове крутятся одновременно миллионы мыслей.

– Я думаю, этим стоит гордиться, для многих это - большая роскошь...

'Ух, ты, - подумала я, - у нее есть чувство юмора!'. А в слух сказала:

– Я не поручусь, что все они умные.

Орланда ответила.

– Ты мне нравишься, Саша. Самокритика - редкое качество среди людей.

Было лестно услышать от нее эти слова, хотя все-таки шутки она не поняла.

– Я бы не смогла так жить, - медленно произнесла я.
– Мне совсем не хочется знать, что думают люди, даже те, которых я считаю своими близкими. В мыслях мы реже сдерживаемся, чем на словах. Я не представляю, что кроется у них в голове, и пусть лучше это останется тайной.

– Да, я тебя понимаю. Человек неподготовлен к такой откровенности. Лицемерие людского рода как раз и состоит в том, что свои мысли можно прятать за красивыми словами. И иногда очень сложно разобраться, где - правда, а где - ложь. Но, скрывая друг от друга свои настоящие чувства, вы запутываетесь сами в себе и от этого еще больше страдаете...