Пленному хватило пяти-шести ударов.

— Кримсон! Стивен Кримсон, сэр! Сержант! Командир отделения биологической защиты!

— Какой-то дохлый у юсеров сержант пошел, — усомнился Ник.

— Да он вроде начхима, — перевел я.

— Начхимы, они, знаешь, разные бывают. А этот так… Бродил, цветочки нюхал. Ладно, спроси, как их сюда угораздило.

Тут Кримсон, видимо, собрался с духом, потому что заартачился и потребовал объяснений — кто мы, да откуда. Ник пробил ему фанеру вторично. Фанера едва не затрещала.

Увы, сержант-биолог почти ничего не знал. У корабля разладились какие-то жизненно важные системы «на выходе из прыжка» — я дословно передаю, — и он принужден был немедленно совершить аварийную посадку. Никогда такого раньше не случалось, судно было чрезвычайно надежным. Летел корабль домой. На Землю.

— А откуда вы шли?

— С Новой Англии.

— Хм… Цель рейса? Задача?

Кримсон задумался. Ник пошарил под сиденьем и извлек ржавые пассатижи.

— Доставка вспомогательной энергетической установки для атмосферного генератора, сэр! Послушайте, друзья, отпустите меня! Мы должны взлететь с минуты на минуту!

— Без тебя не улетят.

— Мы военный транспорт! Не гражданский! Вы понимаете?! Ах, вы же ничего не понимаете… Как… Как это случилось с нами? За что?! Отпустите меня, пожалуйста!

И тут сержант Кримсон расплакался.

— Не переживай, — Ник похлопал сержанта по плечу, тот от ласки вяло увернулся.

— Отпустите меня! Ради всего, что для вас свято! Еще остался шанс… Совсем немного времени…

— Мы думаем, — обнадежил Ник сержанта.

— Какой сейчас год?.. — прорвалось сквозь рыдания.

— Девятнадцатый.

— О… О-о-у-у…

— Слушай, Ник. Давай закруглять эту трагедию Шекспира. Мы не сможем от парня ничего добиться — я не понимаю толком, какие задавать вопросы. И… ты погляди, как его ломает. Мне, например, противно и стыдно. А тебе?

— Спроси, какой год у них! И как там Россия, спроси! Это же главное! Это…

И тут у Ника знакомо шевельнулись уши.

— В «собачник» его, живо! И к нашим!

Когда мы запихнули беднягу Кримсона в кормовой отсек «козла», вертолет был уже совсем близко. Тот вертолет. Чоппер.

— Раша! Раша! — успел Ник проорать Кримсону, волоча его к задней двери. — Как там Раша?!

— Фа-ак… Ю-у… Ба-ас-тард… — проныл Кримсон в ответ.

«Козел» натуральным козлом скакнул из ельника — я наступил на педаль от всего сердца.

Вертолет ходил над нами. Деревья мешали ему сесть, но зрение у него было, похоже, орлиное.

— Выпустим! — крикнул я. — Пусть вернется к своим! А то хреново все это кончится!

— Нельзя! Я сам хочу! Но нельзя! Такой подарок Родине! Кто мы будем, если отпустим его?!

— Ник, ты сумасшедший!

— Леха, это долг! Сержант поможет нам изменить мир! В лучшую сторону! Да, он мало знает! Но для нас — много!

Я чуть не врезался в сосну. Просека была настолько узкой, что даже малейший занос погубил бы нас. Больше всего наше передвижение напоминало бобслей. С учетом того, что бобслеисты трассу знают досконально, а я — ни ухом, ни рылом. Но мы двигались очень быстро. Отчаянно козля. В эту несгибаемую тачку нужно погрузить где-то полтонны, лишь тогда подвеска сожмется, и «козел» станет комфортен.

Кримсону в «собачнике» весело, наверное, было.

И тут вертолет пальнул.

Машину здорово тряхнуло, в лесу на мгновение стало очень светло. Я рискнул оторвать от дороги один глаз, и в зеркале обнаружил стену огня.

— Сэйв ми! — заорал сержант.

— Шат ап!

— Сэйв ми, рашенз!

Я опять чуть не влетел в дерево.

— Ты хочешь, чтобы мы — МЫ?! — спасли тебя?!

— Вы убили меня! Убили! Теперь спасите! Умоляю!

— С ума сошел от страха, — заключил Ник.

Вертолет пальнул снова, опять нам в корму, на этот раз попав заметно ближе.

— Сколько до базы, Ник?!

— Таким ходом еще пару минут! Я уже просвет вижу! Как тут включить мигалки и сирену?!

— Да хрен его знает!

Ник зашарил по центральной консоли. Машину бросало, попадать в кнопки было трудно.

Вертолет болтался где-то сверху, ужасно действуя на нервы. Забавно — в тот момент мне не было страшно вовсе. Я просто выполнял задачу: как можно быстрее доехать до своих и не разбиться. Скорость у нас реальная была километров пол ста, не больше, но в узкой щели воспринималась на все сто.