«Первым домом, захваченным солдатами Унгерна, был наш дом, бывшее консульство, и я до сих пор не могу забыть, как оборванные и полу замерзшие казаки, разбив прикладами окна, под пулемётным и ружейным огнём засевших во рву за домом китайцев, ворвались в него…»

В полдень 3 февраля генерал Резухин лично доложил командиру Азиатской конной дивизии:

— Господин барон. Урга взята азиатскими конниками штурмом. Бой за столицу Халхи решён в нашу пользу. Имею честь вас поздравить лично.

— Что китайский гарнизон?

— Китайские войска бегут на север. На юг ушли только немногие.

— К границе с Советами? Любопытно. Пусть бегут. А что в нашей Урге?

— В городе сейчас полная тишина.

— Поставил охрану из надёжных людей у банков в Маймачене?

— Пока нет. Бой был, Роман Фёдорович.

— Поставь немедленно! Или наши азиаты всё китайское серебро растащат по своим вьюкам. Содержать дивизию будет не на что.

Генерал-лейтенант Унгерн фон Штернберг мог чувствовать себя в тот морозный февральский день полным победителем. Наконец-то столица Халхи пала перед его азиатами. Он приказал начальнику дивизионного штаба полковнику Ивановскому:

— Моя ставка в Маймачене. Комендантом города назначаю полковника Сипайло.

Торжественный въезд потомка эстляндских рыцарей-крестоносцев в притихшую столицу Халхи ознаменовался первой в её трёхсотлетней истории публичной казнью. Барон по дороге заметил, как две монголки грабили брошенную хозяевами китайскую лавку, таща оттуда куски разноцветной ткани. Барон повелел своим конвойцам:

— Взять их. Повесить обеих вон на тех базарных воротах. И обмотать ворованной материей. Трупы не снимать несколько дней...

Когда его приказание было исполнено, Унгерн сказал контрразведчику Сипайло, превратившемуся по совместительству в столичного коменданта:

— Я железной рукой наведу порядок в Урге. Её жители сегодня же должны знать о мною сказанном...

Когда стихли последние, одиночные выстрелы, барон приказал считать трофеи. Они оказались для его дивизии действительно огромны: полтора десятка орудий, пулемёты, свыше четырёх тысяч винтовок самых различных систем, гарнизонные склады с провиантом, фуражом, различным военным имуществом. В плен попало около 200 китайских солдат. Убитых не подсчитывали.

Однако цифры взятых трофеев барона Унгерна не очень порадовали. Надежды на то, чтобы пополнить запас патронов, мало оправдались. Снарядов у китайцев тоже не оказалось, они неразумно для военного времени расстреляли почти весь свой боезапас. На провиантских складах мука оказалась в основном гороховая.

В подвалах двух маймаченских банков — Китайского и Пограничного — нашлось серебряной монеты на сумму примерно 200 тысяч рублей (по другим данным — на 400 тысяч мексиканских долларов), неизвестное по количеству и весу золото в слитках.

К этим серебряным и золотым трофеям следует добавить имущество китайских частных фирм, которое оценивалось их владельцами (естественно, преувеличенно) на 30 миллионов долларов. В эту сумму входили и стада, которые были реквизированы по повелению Чен И в счёт давних долгов монголов, как пастухов-аратов, так и степных князей. В числе «законной» военной добычи оказались деньги и скот ряда фирм российского Центросоюза.

Свою действительно убедительную победу над китайской армией генерал фон Унгерн объяснял «тремя составляющими»:

во-первых, ко мне присоединились все монголы восточной части Халхи;

во-вторых, китайские войска по сравнению с моими азиатами показали малую боеспособность, а ведь их было раз в семь больше;

в-третьих, в ходе последнего штурма Урги мне сопутствовало военное счастье, боги не отвернулись от меня...

При этом Роман Фёдорович поскромничал, не упомянув собственные несомненные способности военачальника. Равно как и низкую дисциплину китайских солдат с их «худой» профессиональной выучкой...

Изгнание ненавистных «гаминов» из Урги столичные ламы отметили с большим торжеством, в присутствии множества горожан, одетых по такому случаю в праздничные шёлковые халаты. Русский генерал, в отличие от китайских, богослужений в буддистских храмах не запрещал! В этом монголы видели «знак неба»:

«Перед заходом солнца из монастырских храмов Да-хурэ послышались густые звуки гигантских богослужебных труб, но теперь эти аккорды не нагоняли уныние, а возвещали о радости и торжестве жизни. После двухмесячного вынужденного молчания трели «башкуров» — храмовых кларнетов в морозном воздухе звучали громко и победно».