Во всех православных храмах Российской державы, на улицах и площадях, на театральных сценах и просто на застольях в честь уходящих, на Великую, Отечественную войну пелся государственный гимн «Боже, царя храни!». Он был создан на слова поэта В.А. Жуковского и музыку композитора А.Ф. Львова. Знал наизусть его и прибалтийский барон из Эстляндии Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг:

Войне барон Унгерн радовался ещё и потому, что находил «своё» место в окружающей его жизни. К началу 1914 года он окончательно осознал, что в гражданской жизни оказался не у дел. Он просто не видел применения себя в мирной жизни. У него не было ни денег, ни семьи, ни гражданской профессии, ни определённых планов на будущее. К этому прибавились страдания от неудовлетворённости честолюбия и сознания стремительно уходящей молодости. И вот грянула война и сняла все проблемы. Как было не радоваться и не ликовать в душе:

— Бароны Унгерны вновь на поле брани!..

По городам, губерниям, уездам и волостям государства Российского началась мобилизация в действующую армию. Фронт поражал своей громадностью, и для его занятия требовались не сотни тысяч, а миллионы бойцов, готовых пойти в бой, победить или умереть «за Бога, Царя и Отечество».

В ревельском комитете по мобилизации офицеров-запасников барона Романа Унгерна спросили то, что спрашивали всех его предшественников, составлявших длинную очередь в коридоре гарнизонного штаба. Бесед вёл престарелый генерал, повоевавший ещё в 70-х годах прошлого столетия против османов за Дунаем:

— Вы готовы, господин барон Унгерн фон Штернберг, пойти добровольцем на Русско-германскую войну?

— Точно так, ваше превосходительство. Готов. Это долг моей фамильной чести.

— Понятно. Вижу у вас на груди солдатский Георгиевский крест. Это похвально. Ваше офицерское звание?

— Казачий сотник.

— Где хотели бы воевать против Германии? В каком роде войск? В кавалерии, надеюсь?

— В ней, ваше превосходительство. В казачьей коннице.

— Вы уже служили в казаках, барон?

— Да. В забайкальских Аргунском и Верхнеудинском, в Амурском казачьем полках.

— Что ж, весьма похвально. В каких войнах участвовали на Востоке?

— Волонтёром в Русско-японской и монгольско-китайской.

— Молодцом. Хороший послужной список для молодого офицера. В каком казачьем войске, барон, вы хотели бы послужить государю-императору в эту войну?

— Ваше превосходительство. Я прошу, чтобы мне высокое начальство великодушно предоставило возможность вернуться в ряды Забайкальского казачьего войска.

— В какой именно полк? Ваше личное пожелание?

— В любой, где есть вакансия сотника. Я хочу быть на войне...

Послужной список в Первую мировую войну сотника Унгерна-Штернберга, к сожалению, время не сохранило. А быть может, просто этот документ до сих пор ещё не найден. И рано или поздно его найдут как свидетельство доблести, проявленной на большей войне рядовым казачьим офицером с удивительной и противоречивой жизненной биографией.

На войну Роман Фёдорович отправлялся из Ревеля в один день со своим кузеном Фридрихом Унгерном-Штернбергом, офицером, но только армейским, пехотным. Их пути расходились на перроне ревельского вокзала, переполненного людьми в военной униформе:

— Ты куда получил назначение, Фридрих?

— Во вторую армию генерала Самсонова. Она сейчас сосредотачивается против Восточной Пруссии. Будем наступать на кайзеровцов. А ты, Роман? Что записано в твоём предписании?

— Первый Нерчинский казачий полк Забайкальского войска. Он, как мне сказали, уже погрузился в эшелоны и скоро прибудет в действующую армию.

— Значит, можем встретиться с тобой в Восточной Пруссии? В Кёнигсберге, скажем?

— Вполне вероятно. У меня назначение в войска Северного фронта, как и у тебя. Желаю удачи на войне, Фридрих.

— И тебе, Роман. И подвигов, о которых ты мечтал и в Маньчжурии, и в твоей заветной Монголии.

— Не забывай, дорогой кузен, что один из наших предков прославил себя крестоносцем под стенами Иерусалима. Он сражался рядом с английским королём Ричардом Львиное Сердце.

— Ныне британцы вновь наши союзники...

Фридрих Унгерн фон Штернберг войну не переживёт. Он разделит трагическую судьбу самсоновской армии, как многие тысячи её бойцов — нижних чинов и офицеров, как сам командующий. В бою под городком Сольдау, в котором германцы каждое каменное строение умело превратили в огневую точку, пехотный полк, в котором служил барон Фридрих Унгерн-Штернберг, был, попросту говоря, уничтожен.