Шрифт:
— Да, они есть там в неприкосновенном армейском запасе. На самый крайний случай.
— Прекрасно. У меня к вам одна просьба, генерал Фалькенгайн.
— Какая, ваше величество?
— Телеграфируйте в Вену за моей подписью следующее. Пусть уважаемый граф Конрад снимет с карпатского фронта все воинские части с чехами и словаками» Они в этой войне крайне ненадёжны.
— И кем вы считает их надо заменить, ваше величество?
— Только венграми. Пусть они доблестно защищают перевалы в Карпаты, с которых видна их Венгерская равнина. А то русские казаки выпьют всё венгерское вино в их подвалах.
— Смею заметить, ваше величество, что это будет прекрасное добавление к нашим баварцам...
Четыре полка Уссурийской казачьей дивизии «вгрызались» в горные карпатские леса. Бои приходилось вести за каждую господствующую высоту. Просёлочные дороги, которые после каждого дождя превращались в непроходимую грязь, едва вмещали в себя дивизионные тылы. Своих коней всадники чаще вели в горы на поводах, чем сидели на них верхом. Обозные повозки распрягались для того, чтобы две упряжки тянули одну фуру. Порой грузы — провиант, боевые припасы переносились людьми на руках. Всё хуже становилось с фуражом. Порой из-за копны прошлогоднего сена, попавшей по пути на горной поляне, вспыхивали стычки и люди хватались за шашки.
Бригадный командир барон Врангель, флигель-адъютант и Георгиевский кавалер, отличался известным самолюбием. Но теперь он, столкнувшись с горными трудностями, всё чаще советовался с ближайшим окружением: как и где вести наступательные действия, как теснить неприятеля всё выше и выше в горы, как поддерживать бодрость духа в подуставших после непрерывных и длительных боев казаках и приморских драгунах. Люди выдохлись» а из штаба армии» из фронтового штаба генерала от кавалерии Брусилова всё шли и шли телеграфной строкой приказы:
«Уссурийской казачьей дивизии продолжить борьбу за обладание перевалами в Карпатах…»
«Обращаю внимание командиров корпусов, дивизий, бригад и полков на снижение темпов наступления в Карпатах...»
«Напоминаю ещё раз: обладание карпатскими перевалами есть цель наступательной операции Юго-Западного фронта...»
«Государь-император соизволил передать бойцам фронта свою благодарность за проявленную доблесть в боях за Карпаты. Он особенно выделил следующие войска: Уссурийскую казачью дивизию...»
Полковник барон Врангель, вчитываясь между этих сухих телеграфных строк, знал больше о местах боев, чем те люди, которые писали строки рассылаемых приказов. Доблести казакам было не занимать. В лесах, пусть и в карпатских, они чувствовали себя как дома. Ещё бы, с двадцати годков участвовать в постоянных стычках с китайскими бандитами-хунхузами. И нести службу казачью, как службу пограничной стражи. Так что же сдерживало боевой дух нерчинских и амурских казачков бригады?
Бригадный командир решил навестить позиции 1-го Нерчинского полка. И «узнать там правду про горную, войну». Ведь карпатские перевалы требовалось оседлать любой ценой. А подкреплений пехоты не присылалось. Командир приданного дивизии артиллерийского дивизиона на каждом совещании в штабе выслушивал одни и тот же вопрос:
— Вчера посылал две сотни казаков на штурм высоты. Просил у пушкарей огня в поддержку по разведанным целям. А они пристрелочными выстрелами только отделались.
Артиллерийский подполковник устало, привычным жестом вынимал из кармана офицерского кителя исписанный чернильным карандашом цифирью лист и докладывал командиру дивизии. Равно и всем собравшимся в брошенной хозяевами просторной избушке карпатских горцев-гуцулов:
— Да, командир казачьего полка полностью прав. Огневой налёт был сделан первой батареей дивизиона из расчёта два снаряда на один орудийный ствол.
— Два снаряда на орудие! Да это же смеху подобно!
— Смеяться нам, и особенно мне, не приходится. Уже почти неделю нет подвоза снарядов в горы. Поэтому я приказал резко уменьшить ежесуточный расход снарядов.
— Но есть же в дивизионе неприкосновенный снарядный запас, господин подполковник?
— Разумеется, есть. Но будет вскрыт только в самый критический момент. В противном случае...
— Что в противном случае?
— Если я прикажу расстрелять дивизиону все имеющиеся снаряды, то меня следует отдать под военно-полевой суд. И снять с меня офицерские погоны.
Казаки-нерчинцы встретили своего бывшего полкового командира привычно приветливо. Барон Пётр Николаевич Врангель казачью душу знал отменно, всегда был заботлив о подчинённых, в обиду их никогда не давал и лишний раз на верную гибель не посылал. Он помнил один из заветов генералиссимуса российских войск князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, изложенные в его поистине бессмертной «Науке побеждать»:
«Русский солдат дорог. Береги его для побед...»
И в той же «Науке побеждать» русский военный гений давал казакам, без различия их войск, такую оценку: