Чарли приехала к Эрику через три часа после похорон. Они не виделись пять с половиной лет, и сейчас она с трудом узнала свою прежнюю любовь в этом осунувшемся печальном мужчине с глазами, обведенными черными кругами. Морщины избороздили его некогда красивое лицо. Не обращая внимания на находившихся в комнате Лансдейлов, Чарли подошла к убитому горем другу и обняла его. Приникнув к ее плечу, Эрик расплакался как ребенок. До этого никому, даже отцу, не удавалось его утешить. Лишь в присутствии Чарли он впервые дал волю слезам.

На работе она взяла отпуск. Отныне все ее время принадлежало только Эрику. Сидя рядом с ним и держа его за руку, она выслушивала бесконечные рассказы о Бобби и вскоре полюбила этого мальчика, которого ни разу в жизни не видела, как родного сына. Горе Эрика стало ее горем. Она страдала вместе с ним.

Они почти не расставались. Днем ходили гулять, ночи проводили в беседах, которые порой заканчивались лишь на рассвете. Так продолжалось два месяца. Однажды Эрик сказал:

— Чарли, так не годится. У тебя своя жизнь.

— Да и ты должен жить, — как можно мягче напомнила она. — Что ты намерен делать?

— Переведу «Интерлэнд» в Сан-Франциско, — прозвучал неожиданный ответ. Это решение Эрик принял только что. Ему хотелось поскорее покинуть город, бывший свидетелем его трагедии. — Могу предложить тебе место в моей фирме.

— Нет, спасибо, — отказалась она после минутного колебания. — У меня хорошая работа в Бостоне.

— Как хочешь. — Он стиснул ее руку. — Если бы не ты, не знаю, как бы я пережил это время. Но теперь я начинаю выздоравливать. Я справлюсь.

— Уверена, что так и будет.

Через два года под нажимом Эрика Чарли все-таки перебралась в Сан-Франциско. Она стала главным адвокатом фирмы, ее неотъемлемой частью, правой рукой президента.

А еще через полгода она наконец подарила ему то, чего он так долго и безуспешно добивался много лет назад. В их близости было все — нежная забота, приятная теплота, чувственность и жизненный опыт. Не хватало лишь безрассудной юношеской страсти. Эрик и Чарли больше не были влюблены — слишком многое им пришлось пережить.

Но, не будучи влюбленными, они все же любили друг друга. С годами эта любовь крепла, питаемая не только постелью, но и совместной работой, деловыми поездками, общими воспоминаниями. Иногда под влиянием мимолетной улыбки, легкого прикосновения или поцелуя перед ними вдруг возникало волшебное видение той, прежней любви, и оба с сожалением думали о том, что казалось так близко и что они безнадежно упустили...

Чарли вздохнула, пробуждаясь от воспоминаний. Только бы все обошлось! Только бы он не страдал... Эрик, ее лучший друг, ее любимый.

— У парня кровоточит рука, — объяснила Лесли сестра, выходя из палаты, куда поместили Эрика. — Я наложила жгут, чтобы остановить кровь.

— Правильно сделала. Пойду взгляну, а ты пока закажи рентгеновский снимок и свяжись с ортопедами. Похоже, нам понадобится их помощь. Как фамилия больного?

— По-моему, Лансдейл. Я не успела заполнить карту — он только что приехал.

Лесли вошла в палату и увидела мужчину, лежавшего на кушетке. На ее появление он никак не отреагировал. Неужели ему так больно? Вряд ли. И на шок не похоже — лицо розовое, а не бледное.

— Мистер Лансдейл!

Он мгновенно открыл глаза. Светло-голубые глаза, в которых застыло выражение испуга.

— Извините, что напугала вас. Меня зовут Лесли Адамс, дежурный ординатор. Как это произошло?

— Я мыл бокалы и порезался.

— Разрешите взглянуть.

Лесли присела на табурет и осторожно сняла повязку. Рана, прямая и глубокая, была такой ровной, как будто ее сделали хирургическим скальпелем. Наверное, он схватился за разбитый бокал и острие вонзилось ему в ладонь. Крови не было — жгут сделал свое дело. Лесли слегка ослабила резинку, и порез из белого мгновенно стал розовым. Где-то дальше под кожей пульсировала артериальная кровь, словно закипающая вода. Надо перевязать и прочистить рану, предварительно дав больному анестезию.

Лесли вернула жгут на место. Кровотечение прекратилось.

— Когда это случилось?

— В час дня.

— То есть почти восемь часов назад?

Осматривая рану, Лесли украдкой наблюдала за самим пациентом. Безупречно одет, вежлив, прекрасно владеет собой. Явно не пьян. Пожалуй, уж слишком погружен в себя, а в целом — нормальный человек. Неужели все это время он истекал кровью, даже не пытаясь ничего предпринять?

— Надо померить давление. Вы, должно быть, потеряли много крови.