— Вообще или в частности?

— Вообще. Возможно, и в частности.

— С понедельника до пятницы мы могли бы жить в городе. Если ты перевезешь ко мне кое-что из своих вещей, моя квартира перестанет казаться тебе чужой. Да и выходные можно проводить там — например, в августе, когда мы будем готовиться к новому спектаклю.

— Брауны собираются продавать поместье, — вспомнила Дженет неприятную новость, которую услышала накануне. — Так что мне в любом случае придется подыскивать новое жилье. Я уверена, что в покупателях недостатка не будет, несмотря на высокую цену. Если бы ты знал, как мне не хочется уезжать отсюда!

— Мы найдем тебе что-нибудь другое, попросторнее. Чтобы было где разместить твою и мою одежду, твои и мои книги, пианино, пластинки, проигрыватель... У тебя прелестный домик, но уж слишком он мал.

Это был пробный шар. Надо дать Дженет время привыкнуть к этой мысли. И судя по ее серьезному виду, она уже начала ее обдумывать.

Заметив, что Росс не сводит с нее глаз, Дженет смутилась.

— Иногда ты на меня сердишься, и я не понимаю, за что.

— Потому что ты замыкаешься, уходишь в себя, — не стал отпираться он. Его это и в самом деле беспокоило. Правда, с каждым днем все меньше, но...

— Я не замыкаюсь, Росс. Я всегда такая.

— Знаю, — кивнул он, целуя ей руку. — Вернее, начинаю узнавать. Но иногда ты возводишь между нами стену — я вижу это по твоим глазам.

— Возможно, ты прав.

Он привлек ее к себе, ласково гладя спутанные шелковистые волосы.

— Итак, каков твой ответ?

— Я думаю, можно попытаться, — задумчиво проговорила она и вдруг, высвободившись из его объятий, лукаво бросила: — А как же Стейси?

— Вспомнила! Я не видел ее с Рождества. А вот как быть с Питером?

— С Питером?

— Ну да. С твоим партнером. С парнем, который чуть не каждый вечер провожает тебя из театра. Тот, кто объясняется тебе в любви на сцене и, подозреваю, вне ее. Об этом Питере я толкую.

— Ты ревнуешь? — недоверчиво спросила Дженет — уж слишком это не вязалось с его самоуверенным видом.

— Возможно.

— Питер — мой друг. Иногда мы вместе ужинаем, потому что после спектакля безумно хотим есть. Неужели ты и вправду ревнуешь?

— Не вижу ничего смешного.

— Успокойся, Росс. — Она игриво поцеловала его в губы. — Питер — гей.

— Ну да? — В отличие от ее поцелуя его был недвусмыслен и настойчив.

— Я, Марк, беру тебя, Кэтлин...

Стоя под живой аркой из белых лилий и нежных роз в цветущем саду Карлтон-клуба, они, взявшись за руки, давали обет вечной любви.

Ее сияющие фиалковые глаза говорили гораздо больше, чем слова. Его карие любящие глаза отвечали так же красноречиво.

Я люблю тебя, Марк, всем сердцем.

—В радости и в горе...

Обещаю, Кэтлин. Я так этого хочу.

—...пока смерть не разлучит вас.

Когда церемония была окончена и к ним начали подходить гости с поздравлениями, Марк почувствовал, как рука Кэтлин сжала его локоть. Ее голос был слегка напряжен. Он накрыл ее ладонь своей, и она тут же судорожно вцепилась в нее, сплетя его пальцы со своими.

Наконец отбыл последний гость, и Вирджиния Дженкинс предложила молодоженам отведать грандиозного многоярусного свадебного торта.

— Вначале я хочу кое-что сказать жене, — вежливо, но твердо отклонил предложение тещи Марк.

Пройдя через идеально подстриженный изумрудно-зеленый газон, они очутились в уединенной нише, обрамленной ровным рядом рододендронов.

— Дорогая... — начал Марк, когда они остались одни.

Ее фиалковые глаза наполнились слезами. От волнения Кэтлин не могла вымолвить ни слова.

— Неужели передумала? — шутливо спросил новоиспеченный муж, зная, что это не так, но желая услышать подтверждение из ее уст.

— О нет, Марк, конечно, нет, — не задумываясь ответила Кэтлин, легонько касаясь его лица дрожащими пальцами. — Просто... Мне так хочется, чтобы мы были счастливы. Всегда. Я хочу этого так сильно, что мне даже страшно...

«Мне тоже страшно, — подумал он, прижимая ее к груди. — Но в отличие от твоих страхов мои не лишены основания. Однажды я уже совершил ошибку. Что, если...»

— Тебе не нужно бояться, — прошептал он, целуя ее шелковистые черные волосы. — Ты уже принесла мне счастье.