— Неужели вы доктор? — не поверила миссис Уотсон.

— В общем, да. Стажеры — те же врачи.

— Я знаю, дорогая. Дело не в должности, а в возрасте. Вы выглядите слишком молодо! За прошедший год, скитаясь по больницам, я выучила всю вашу иерархию. Мне даже известно, что теперь вас надо называть О-1.

Лесли улыбнулась. Миссис Уотсон не погрешила против истины — с недавних пор термин «стажер» был официально отменен. Теперь все они именовались ординаторами — О-1 (бывшие стажеры), О-2 (те, кто, как Марк, работал второй год) и так далее. Однако обязанности остались прежними, как и трудности, сопутствующие стажировке.

— «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», — с улыбкой процитировала Лесли. Ее удивило, что миссис Уотсон сочла ее «слишком молодой». До начала стажировки Лесли и впрямь выглядела молодо, но она сама чувствовала, как постарела за эти девять месяцев: возле глаз пролегли морщинки, которых прежде не было, лицо осунулось и побледнело.

Несмотря на неизлечимую болезнь, миссис Уотсон казалась воплощением здоровья. Она надеялась повторить, а то и превзойти рекорд своих родителей: оба они скончались в девяносто с лишним, до последнего дня сохраняя ясный ум, отличный слух и острое зрение.

К сожалению, это впечатление улетучилось, как только Джин Уотсон распахнула халат. Взору Лесли предстало истощенное морщинистое женское тело без одной груди, там и сям покрытое синяками — из-за низкого содержания тромбоцитов кровь утратила способность к свертыванию.

— Жутко выгляжу, да? — спросила больная и подмигнула. Лесли попыталась улыбнуться в ответ, но сознание того, что в этой мертвенной оболочке обитает добрый дух симпатичной жизнерадостной женщины, сковал ей губы.

В последующие несколько недель, наблюдая за тем, как умирает тело Джин Уотсон, несмотря на химиотерапию, плазмофорез, введение красных и белых кровяных телец и тромбоцитов, Лесли воочию убедилась, что значит, когда душа — живая, жизнелюбивая — не желает примириться со смертью. Она проводила долгие часы у постели Джин, каждый день пытаясь нащупать вену для вливаний. Это было нелегко: истонченные сосуды сопротивлялись игле, доставляя пациентке неимоверные страдания. Но Джин держалась молодцом и даже старалась подбодрить юную стажерку.

Они много разговаривали, в основном о жизни.

— Жаль, что у меня нет дочери, — как-то посетовала миссис Уотсон.

— Зато у вас прекрасные сыновья, — возразила Лесли.

— Ну да, целых пятеро! А девчонки ни одной, — рассмеялась Джин.

Лесли познакомилась со всем семейством. Молодые Уотсоны были такими же рыжими и веснушчатыми, как их мать, и так же весело улыбались. Глядя на них, Лесли почему-то вообразила, что и глава семейства должен быть рыжим.

Однако мистер Уотсон оказался курчавым брюнетом с черными глазами. Возможно, у его рыжих сыновей когда-нибудь родятся такие же темноволосые девочки и мальчики — внуки, которых не суждено увидеть миссис Уотсон.

Карл Уотсон вместе с «мальчиками» — так их любовно именовали родители — появлялись в больнице ежедневно. В эти часы из-за двери палаты доносились звонкий женский смех и целый хор басовитых мужских голосов.

Глядя на Уотсонов, Лесли вспоминала родителей. Раньше она звонила в Сиэтл раз в неделю, теперь иногда дважды, а то и трижды. Было приятно слышать родные голоса, добродушное подтрунивание отца и заботливые советы матери.

Уотсоны напоминали Лесли ее собственную семью, только той не коснулась беда. Пока, суеверно добавляла Лесли, не зная, долго ли продлится это счастье. Ведь Уотсоны тоже ни в чем не провинились, однако бессмысленная болезнь Джин обрушилась на них как гром среди ясного неба, и с этим ничего нельзя было поделать.

Счастье. Везение. Судьба...

Марк повертел в руках конверт. Его имя и адрес были вписаны от руки, а обратный адрес — «Театр «Юнион-сквер» — напечатан типографским способом. Судя по почерку, письмо было от Кэтлин. Марк нетерпеливо разорвал конверт. Кэтлин уехала полтора месяца назад. Ему же казалось, что прошла вечность.

Письмо и в самом деле оказалось от нее, вернее — короткая записка, два билета и приглашение на генеральную репетицию. В записке Кэтлин предлагала Марку самому решить, идти ли ему в театр, а в конце добавляла: «Жду не дождусь твоего дня рождения. Пока! Кэтлин».

Задорная манера письма заставила Марка вспомнить автора, хотя вряд ли он нуждался в подобном напоминании. Он думал о Кэтлин каждую минуту, скучал по ней, хотел ее. И в то же время понимал, что она была права — им надо немного побыть вдали друг от друга.

На Марка навалилось столько проблем, что решить все сразу ему оказалось не под силу. Поэтому он решил сосредоточиться на одной — разобраться в своих чувствах, связанных с разводом. По поводу разрыва с Дженет он испытывал лишь печаль и сожаление. Вернуться, начать все сначала — такой мысли даже не возникало. Собственно, и возвращаться было некуда. Их любовь стала прошлым и теперь существовала только в их сознании да в истекающих болью сердцах.

Союз Марка и Дженет распался, но надо было жить дальше — извлечь уроки из прошлого и постараться не повторить прежних ошибок. Одну ошибку он уже допустил, но, к счастью, Кэтлин вовремя на нее указала.

Существовала опасность и других ошибок — тех, которые он не заметит сам и на которые не обратит внимания Кэтлин. Не обратит, пока, как и в случае с Дженет, не станет слишком поздно.

Марк чувствовал, что риск совершить подобную ошибку остается, и не в последнюю очередь потому, что имеется еще одна проблема. Огромная нерешенная проблема его жизни, о которой догадалась Дженет и существование которой он яростно отрицал.