— Дженет, — мягко проговорила Кэтлин, смаргивая слезы. Теперь она понимала, что имел в виду Марк, когда говорил, что ему грустно расставаться с Дженет. Это, безусловно, потеря — потеря для них обоих. — Мы с Марком познакомились после того, как... словом, когда у вас все кончилось. И утешился он совсем не быстро. Поверьте!

— Мне пора. — Дженет ринулась к двери, едва сдерживая слезы, и на пороге обернулась. — Мы еще увидимся?

— Наверняка. Я часто прихожу на репетиции.

— Нельзя ли... не могли бы вы... ему обязательно быть с вами?

— Нет, я приду одна или не приду совсем.

— Спасибо. Не могли бы вы... мне бы очень хотелось, чтобы он увидел меня на сцене.

— Разумеется, он вас увидит, — заверила новую знакомую Кэтлин.

После ухода Дженет она целый час неподвижно сидела на кухне, в тысячный раз задаваясь вопросом: не лучше ли на время оставить Марка в покое, дать ему возможность прийти в себя? И надеяться, что, излечившись, он сам ее найдет?

Марк никогда не упоминал о Дженет, никак не показывал своего горя — во всяком случае, при ней. А когда он один? Этого Кэтлин не знала.

Вскоре пришла Бетси. Кэтлин ни словом не обмолвилась о том, что произошло. До вечера они болтали о пустяках, слушали пластинки, а Кэтлин красила стены.

На следующий день. Марк не позвонил. Наверное, поздно пришел домой, решила Кэтлин, хотя в глубине души не была уверена, что дело только в этом. А что, если Дженет позвонила ему и все рассказала? Что, если этот звонок снова свел их вместе?

«Он дал бы мне знать», — поразмыслив, пришла к выводу Кэтлин.

Назавтра — это был их законный день — она приехала к Марку и привезла с собой три картины, намереваясь украсить ими свежевыкрашенные стены. Первые две не представляли собой ничего особенного: рекламные пейзажи Сан-Франциско: один — с яхтой, скользящей по водам залива в яркий солнечный день, второй — силуэт города в сумерках, освещенный луной и звездами. Зато третья картинка предназначалась специально для Марка.

Это была первоклассно сделанная фотография кирпичного особняка с белыми мраморными колоннами, окруженного идеально подстриженными изумрудно-зелеными газонами и ухоженными клумбами, где цвели розы, лилии и азалии. Импозантный особняк и весь его антураж недвусмысленно свидетельствовали о безупречном вкусе, богатстве и благородном происхождении обитателей. Неподалеку от входа красовалась надпись, выложенная из кирпича и мрамора: «Карлтон-клуб».

Развесив картины, Кэтлин улыбнулась. Идеально, особенно последняя. Марку должно понравиться. Интересно, а она сама по-прежнему ему нравится?

Он позвонил в шесть. Голос у него был усталым.

— Раньше чем через час не вырвусь. Подождешь?

— Естественно. Трудный был день?

— Обыкновенный. Одно желудочное кровотечение, но Лесли с этим справится. Сегодня ее дежурство.

Кэтлин догадалась, что Лесли где-то рядом. Ей нравилась молодая стажерка — она так участливо отнеслась к ее матери. Она и Марк.

Он появился, как и обещал, через час, и был явно рад видеть Кэтлин.

— Я приму душ, иначе не смогу тебя обнять. А хочется!

— Тогда поторопись, — спокойно проговорила она, подставляя губы для мимолетного поцелуя.

— Не хочешь присоединиться? — предложил Марк, раздеваясь.

— Нет, спасибо, — покачала головой Кэтлин. — У меня ужин в духовке.

Глядя на заляпанные кровью белые штаны — рабочую одежду Марка, — она опасливо спросила:

— Ты достаточно осторожен? Тут всюду кровь... Не боишься гепатита и этого, как его... СПИДа?

Марк не предполагал, что Кэтлин известно, как передается гепатит, и что она слышала о СПИДе — эта болезнь появилась в Северной Америке сравнительно недавно. В Сан-Франциско было немало таких больных, и по городу уже поползли слухи, что СПИДом можно заразиться не только через кровь, но и половым путем.

— Пятна крови на одежде не представляют никакой опасности. Плохо, если кровь попадает на слизистые оболочки. За этим мы следим строго.

— А у тебя есть пациенты со СПИДом?

— Да, двое. — «И оба умирают».

— Ты не боишься их лечить? Это, должно быть, ужасно...

— Это действительно ужасно, но я не боюсь. Меня волнует другое: эти двое — молодые люди, мужчины моего возраста — умирают, а мы до сих пор не знаем ни причин недуга, ни как он распространяется, ни чем его лечить... — сокрушенно закончил Марк.

— Но раз вы почти ничего не знаете об этой болезни, а она так коварна, вполне вероятно, что ты тоже можешь ее подхватить. Тебя это не пугает? — настаивала Кэтлин.

— Я врач, — с металлом в голосе отрезал Марк. — Изо дня в день мне приходится лечить людей. Можно заразиться любой болезнью, не только СПИДом, если не соблюдать осторожность. А я соблюдаю.

— Пойду взгляну, как там жаркое, — проговорила Кэтлин, немного обиженная тоном Марка.

Намыливаясь в третий раз, он продолжал размышлять о СПИДе. Оба его пациента отчаянно боролись за жизнь, потому что были молоды, полны сил и жизнь, по их мнению, того стоила. И все же им суждено умереть — умереть от нового, неизлечимого и таинственного недуга. Если можно выбирать смерть, то эта — от СПИДа — без сомнения, наихудшая. В этом были убеждены все коллеги Марка. И потому все они старались соблюдать осторожность.