К тому времени, как был съеден суп из спаржи, внимание Росса переместилось с Дженет на Стейси, одну из женщин, приглашенных Артуром. Произошло это помимо его воли. Просто Стейси сразу смекнула, что не в ее власти повлиять на решение сан-францисской знаменитости — да и кто устоит перед Нью-Йорком? — а раз так, можно заняться Россом.

Пока официант незаметно и со знанием дела убирал тарелки, рука Стейси так же незаметно ласкала ногу Макмиллана. И лишь когда Артур предложил отправиться в модный клуб, чтобы отведать десерта и потанцевать, Росс вспомнил, для чего он здесь находится. Да, они поедут в клуб, но только если этого захочет Дженет.

Он бросил взгляд на противоположный конец стола, ожидая увидеть привычную безмятежную улыбку, и обмер. Дженет не улыбалась, хотя старалась изо всех сил. Ее полные губы слегка дрожали, а всегда спокойные глаза были полны испуга и тревоги.

Росс резко встал, отшвырнул руку Стейси и, обогнув стол, остановился за спиной у своей протеже.

— Пожалуй, нам, провинциалам, на сегодня хватит, — объявил он, покровительственно обнимая Дженет за плечи. — Долгий перелет, разница во времени... Пойдем, дорогая. — И он мягко, но настойчиво потянул девушку за собой. Та не сопротивлялась.

У дверей ресторана уже ждало такси, которое тут же помчало их в «Плаза». Была полночь. Улицы Манхэттена, оживленные, как и днем, излучали энергию. Это жизнелюбие и энергию обожал Росс, но, как видно, для Дженет и того и другого было в избытке. Если, конечно, проблема заключается в этом. Он ждал, что она поделится с ним своими чувствами, но молодая женщина, забившись в угол, сидела молча, опустив голову и уставившись в пол.

Так же молча они поднялись на верхний этаж, где располагались самые роскошные апартаменты «Плаза». Дженет попыталась открыть дверь номера, но ее пальцы задрожали, и Макмиллан был вынужден помочь ей. Пропустив спутницу вперед, он вошел следом.

— Ну что?

— Я не могу, Росс. Извини, — проговорила она, и крупные слезы, как капли дождя, покатились по ее щекам.

— Почему? — беспомощно спросил он, не ожидая ответа.

— Я не смогу здесь жить. Я чувствую себя не на месте.

— Ты ошибаешься. Ты везде на месте.

— Я здесь задыхаюсь, ни на минуту не могу расслабиться. Все вокруг так и мельтешит. Эта сутолока сводит меня с ума.

«Именно за это я и люблю Нью-Йорк, — мысленно возразил Макмиллан. — За его активность, за то, что, приезжая сюда, становлюсь частью этой активности и стараюсь не отстать от сумасшедшего ритма огромного города».

— Но ведь и в Сан-Франциско жизнь бурлит.

— Там все по-другому, — возразила она. — Да ты и сам это знаешь.

— Знаю. Потому-то мне и нравится в Нью-Йорке.

— А мне нет. Я задохнусь здесь, Росс. Я буду бояться выйти из своих сверкающих апартаментов, а сидя в четырех стенах, буду чувствовать себя пойманной птицей. Я даже не смогу вызвать такси или заказать обед в ресторане.

— Все это за тебя сделают другие. Тебе ни о чем не придется беспокоиться, — заверил он, с удивлением наблюдая страх на лице Дженет. Никогда прежде он не видел ее испуганной. Обычно ее лицо выражало спокойствие и уверенность. «Я не хочу, чтобы ты боялась», — подумал он.

— Эта не жизнь, Росс. Я возненавижу все и вся. Я не хочу превратиться в беспомощное создание, которое кто-то заботливо перемещает из одной золоченой клетки в другую. Конечно, желающие найдутся, но мне это не по нутру. В такой атмосфере я попросту задохнусь.

— Послушай, Дженет, ты сильная женщина, добившаяся сказочного успеха, — с расстановкой начал Макмиллан, решив прибегнуть к другой тактике. Как бы он ни сочувствовал актрисе, ему все же хотелось уговорить ее перебраться в Нью-Йорк.

— Я не смогу здесь жить, — упрямо повторила она.

— Это из-за Марка? — спросил он, зная, что не имеет права задавать такой вопрос.

— При чем тут Марк? — искренне удивилась она. — Я же тебе объяснила — невозможно пересадить деревенскую девчонку из Небраски на нью-йоркскую почву. Она не приживется.

— Если ты выступишь на Бродвее, то наверняка получишь премию года, — продолжал настаивать режиссер. — Разве тебе этого не хочется?

Дженет равнодушно пожала плечами.

— Ты не хочешь, чтобы все увидели, что ты самая лучшая? — удивился он.

— Самая лучшая... — как эхо повторила она. — Нет, Росс. Я никогда не стремилась быть лучшей. Я пою, потому что люблю петь. А премию года вы с Артуром получите и без меня.

— Я отказываюсь тебя понимать. Ты работала как сумасшедшая, выкладывалась перед каждым выступлением, доводила себя до изнеможения. И после этого ты утверждаешь, что не стремишься быть лучшей? После года упорной работы ты без сожаления расстанешься с карьерой, за которую многие женщины продали бы душу дьяволу?

Неожиданно для себя самого Росс сорвался на крик. Господи, да что же это такое? Он не понимает ее, хотя хочет понять, более того — должен. На его глазах она принимает жизненно важное решение — неверное решение, — а он даже не знает почему.