Шрифт:
– Я не шпион, – поправил я, – я офицер разведки.
– Да? И в чем разница?
– Шпион – тот, кто предает свою страну. Разведчик – один из тех, кто ее защищает…
– Спасибо за разъяснения…
Машина уже набирала ход…
21 июня 2014 года
Близ Корлеоне, Сицилия
Путь в Корлеоне, мекку мафии, не так прост, весьма неудобен и безусловно опасен. Остатки цивилизации заканчиваются в Палермо, как только ты выезжаешь из этого города, ты вверяешь свою судьбу самому Господу. А также – верному, испытанному стволу и дружеским узам, которые здесь определяют всю жизнь человека…
Дорога на Порт-Катания, второй по величине и влиянию город Сицилии после Палермо, называется Е90, она проходит по всему побережью Сицилии, включает в себя часть объездной дороги Палермо и является одной из красивейших дорог в мире, во многом схожа с теми, какие мы проложили в Крыму и на Кавказе.
Но почти сразу же наша «Альфа» свернула и покатила по дороге, которая больше пригодна была для мулов и коров. С каждым метром мы все глубже погружались в жизнь этого неприветливого края, и, когда стала не видна уже Е90, отступать было поздно…
Дорога шла в гору, узкую, она чем-то напоминала лезвие топора. Как потом я узнал, эта гора называлась Скорчиавачче, что дословно переводится как путь к коровам. Коров, правда, здесь было немного, все больше козы…
Не сказать, где больше было опасности – впереди или у нас за спиной…
А места здесь были красивыми…
Это чем-то напоминало Крым… или некоторые районы Персии, в которых мне довелось побывать. Горы… но горы не столь высокие, чтобы быть бесплодными, то тут то там – на склонах террасные сады. Причудливый ландшафт местности изрезан впадинами, ущельями, отвесные склоны чередуются с долинами, где оливки растут так густо, что непонятно, как их собирают. На склонах же видны стоянки пастухов и стада скота… скотоводство на Сицилии больше развито, чем земледелие. Но и то и другое уступает рыбацкому промыслу…
И за нами следили. Видимо, я слишком резко повернул голову в сторону мелькнувшего на склоне солнечного зайчика… или это испуганная Крис видела беду во всем.
– Это они? – резко спросила она.
– Скорее всего, горный кварц, – успокоил ее я.
Но сам не успокоился. На чьей стороне будет мафия? Достаточно ли будет здесь слова прибывшего из Нью-Йорка дона и старого пиетета перед Российской Империей и перед русским дворянством? Я не был в этом уверен, но другого выхода не было…
Двигаясь со скоростью не более двадцати миль в час, мы въехали в селение, нечто среднее между большим селом и небольшим городком: потому что в центре дома были больше чем в один этаж, и была настоящая городская площадь. В городе все замерло: машины на улицах, лежащие в тени собаки и куры. Сиеста…
Наша машина медленно выползла на городскую площадь, чуть покачиваясь на неровностях – площадь была замощена камнем, наверное, лет двести тому назад. В центре площади был фонтан с какой-то скульптурой, но с отбитой головой и давно утратившей свой первоначальный беломраморный цвет под натиском зеленых водорослей. Вода в фонтане не брызгала вверх веселой серебристой струей, а медленно сочилась, словно застывая на зеленом бархате прозрачными ледяными каплями…
Джакомо Федо, барон ди Адрано, друг друзей, был одним из тех аристократов на Сицилии, которые сохранили и даже приумножили свои наделы: практически никому не удалось это сделать, а в роскошных палаццо всякие нувориши открывали дорогие отели для новобрачных. Барон был одним из немногих, кто изначально нашел общий язык с мафией, в то время как мафия создавалась как организация крестьян, направленная в том числе и против аристократии. Когда Муссолини чистил остров от мафии методами, которые не сделали бы чести и самой мафии, отец барона ди Адрано засел в своем доме, отстреливаясь от карабинеров, вместе с ним были его люди, несколько винтовок и станковый пулемет. Маленький Джакомо в тот день получил ранение – уродливый шрам был заметен и сейчас – и урок на всю жизнь. Старый Альваро Федо погиб, но отнять поместье у семьи Федо Муссолини не решился по многим причинам: маленький Джакомо вырос в поместье, стены которого были забрызганы кровью отца. Во время экономических реформ одним из первых он научился сосать деньги из Рима новым способом. Если раньше деньги просто пропадали, то барон ди Адрано сделал по-другому. Полученные деньги он вкладывал в наркотики, продавал их, исходное количество денег пускал на то, для чего они и были предназначены, а прибыль – в среднем четыреста процентов – вкладывал в недвижимость и строительство. Так он стал не просто богатым, а чрезвычайно богатым человеком. Тем не менее в быту он оставался крайне неприхотливым человеком, и по двору его палаццо деловито расхаживали куры…
«Альфа» вкатилась во дворик и остановилась. Мы вылезли из машины, здоровяк в черной рубашке махнул рукой и направился в дом.
– Мне… оставаться здесь?
– Да. Тебя не тронут. Здесь считается позором тронуть женщину. Инфамита…
– Хорошо. Только… возвращайся, ладно?
Внутрь палаццо вели мраморные ступеньки, частично покрошившиеся, с набившейся в трещины землей, кое-где даже проросла трава. Изъяны колонн и стен скрывал обильно вьющийся, радостно-зеленый плющ, дающий прохладу немилосердно-жаркими днями. В целом казалось, что этот огромный дом превратился в памятник самому себе, населенный привидениями и курами. Ту же парадную лестницу можно было быстро отремонтировать, но я знал, что никто не намеревается это делать. Дома здесь стареют вместе с людьми…
Джакомо Федо, барон ди Адрано встретил нас в библиотеке – мрачной высокой комнате, уставленной грубо сколоченными из местного каменно-твердого дерева полками. Тома книг, разного цвета переплетов, но одинаково старые стояли на полках, подобно батальонам солдат на поле боя.
– Синьор барон… – сказал я и коротко поклонился.
– Рад вас видеть в моем доме, синьор князь… – у барона был сильный скрипучий голос. – Нечасто в наши края залетают такие… птицы. Тем более за которых поручились… такие уважаемые люди из Танжера.