Когда болезни роста первых лет были преодолены, Южные поселения под руководством де Витта начали показывать неплохие хозяйственные результаты. Любопытно, что если во время Русско-турецкой войны 1828–1829 годов поселенная кавалерия графа была на должной высоте, то при подавлении польского восстания два года спустя кавалерийские части военных поселений показали уже несколько худший уровень боевой подготовки. Впрочем, это, возможно, объяснялось тем, что, будучи военизированными крестьянами, кавалеристы де Витта не слишком горели желанием рубить саблями таких же, как они, польских крестьян.

В целом, по сравнению с Южными поселениями де Витта, Северные поселения А. А. Аракчеева были чудовищно неэффективны из-за низкой урожайности тамошней земли. Новгородские крестьяне всегда жили животноводством, солдат же заставляли выращивать хлеб. В результате Новгородский корпус военных поселений был хронически убыточным. В противоположность этому крестьяне, приписанные к поселенной кавалерии Юга России, весьма эффективно управлялись особыми окружными начальниками и исполняли барщинные работы «на войско», которому доставляли сено, овёс, хлеб, избыток которых продавали в Одессе. Пшеницу, при этом, де Витт сеять запретил, велев ограничиваться более дешевой рожью. Это делалось для того, чтобы воинские начальники не могли наживаться на солдатском труде. Продажа на сторону дорогой пшеницы была слишком соблазнительна, так как сулила слишком большие выгоды для недобросовестных поселенных офицеров. Разумеется, что воровство всё равно простиралась и на рожь, и на овёс, хотя и не в такой мере.

Это раздражало Аракчеева и являлось дополнительным фактором его ненависти к более успешному хозяйственнику де Витту. Бывая в Южных военных поселениях де Витта, Аракчеев наглядно видел, что тот гораздо лучше справляется с порученным ему делом. Негодование отца передавалось сыну Аракчеева, который откровенно безобразничал во время посещения виттовских поселений.

Из воспоминаний декабриста Н.В. Басаргина (в то время адъютанта начальника штаба 2-й армии генерала Киселева): «Государь (император Александр I. — В.Ш.), осмотрев 2-ю армию и будучи ею очень доволен, пригласил Киселева ехать с собою в поселенные войска Украинского поселения. Там ждал его граф Аракчеев. Киселев взял меня с собою, но как при генерале Дибиче не было адъютанта, то он попросил его прикомандировать меня на время смотра поселений к нему. Мы ехали с Государем и прибыли вместе в Вознесенск. Там застали Аракчеева. Трудно объяснить то влияние, которое он имел на покойного Александра. Смешно было даже смотреть, с каким подобострастием царедворцы обходились с Аракчеевым. Я был свидетелем его стычки на словах с Киселевым, который его не любил и не унижался перед ним, и где он его славно отделал. Услышав от Государя, как он остался доволен 2-ю армией, и, вероятно, будучи этим недоволен, Аракчеев в первое свидание с Киселевым, когда Государь ушел в кабинет, обратился к нему, при оставшемся многолюдном собрании, со следующими словами: “Мне рассказывал Государь, как вы угодили ему, Павел Дмитриевич. Он так доволен вами, что я бы желал поучиться у вашего превосходительства, как угождать Его Величеству. Позвольте мне приехать для этого к вам во 2-ю армию; даже не худо было бы, если бы ваше превосходительство взяли меня на время к себе в адъютанты”. Слова эти всех удивили, и взоры всех обратились на Киселева. Тот без замешательства отвечал: “Милости просим, граф; я очень буду рад, если вы найдете во 2-й армии что-нибудь такое, что можно применить к военным поселениям. Что же касается до того, чтобы взять вас в адъютанты, то, извините меня, — прибавил он с усмешкою, — после этого вы, конечно, захотите сделать и меня своим адъютантом, а я этого не желаю”. Аракчеев закусил губу и отошел. Вот одно из доказательств значения Аракчеева у императора Александра. С ним был в это время побочный сын его Шумский, молодой прапорщик гвардейской артиллерии, шалун, пьяница и очень плохо образованный юноша. Во время случившихся маневров его обыкновенно ставили с батареей на какое-нибудь видное место. Государь, зная, кто он, нередко подъезжал к нему и разговаривал с ним. Аракчеев, чтобы более и более обратить на него Высочайшее внимание, обыкновенно брал его с собою, когда бывал с докладом у Государя, извиняясь, что делает это потому, что не может по слабости зрения сам читать доклады. Однажды нас пригласил на вечер один из адъютантов графа Витта. Шумский был там же и так напился, что едва мог стоять на ногах. Вдруг прислал за ним граф, чтобы идти с докладом к Государю. Мы принуждены были облить ему несколько раз голову холодной водой, чтобы хотя несколько протрезвить, и в таком положении он отправился».

В 1817 году в Слободско-Украинской (ныне Харьковской) губернии ряд казенных селений были отданы под военное поселение кавалерии с перечислением всех этих селений с коренными жителями из губернского управления в военное. А по Высочайшему указу от 1 января 1821 года подобные военные поселения были образованы в Екатеринославской и Херсонской губерниях, с передачей тамошних селений из гражданского в военное управление. В Херсонской губернии военные поселения были образованы в уездах Александрийском и Елисаветградском. Приём предназначенных селений из гражданского ведомства и образования в Херсонской и Екатеринославской губерниях военных поселений был поручен вновь назначенному начальнику этих поселений графу де Витту.

17 января 1822 года губернатор В. Шемиот предоставил генерал-лейтенанту графу Ивану де Витту часть Верхнеднепровского уезда, предназначенного для поселения кирасирских полков. В 1823 году В. Шемиота на посту губернатора сменил Т. Цалабан, а в 1824 году — А. Свечин, в 1832-м — Н. Лонгинов. Со всеми у де Витта сложились нормальные деловые отношения. Хорошие отношения с самого начала установились у де Витта с губернатором Херсонской губернии графом К. Сен-При, губернатором Таврической губернии Н. Петровским, а потом и со сменившим последнего Д. Нарышкиным.

Затем в состав военных поселений поступили и заштатные города Елисаветградского уезда, Вознесенск и Новомиргород, и, наконец, в 1829 году уездные города Елисаветград и Ольвиополь. Передача Елисаветграда из гражданского в военное ведомство произошла при участии херсонского гражданского губернатора Могилевского, командира 3-го резервного кавалерийского корпуса и начальника военных поселений графа де Витта. Тогда же в Елисаветграде разместился и штаб военных поселений.

В апреле 1832 года де Витт был назначен инспектором всей поселенной кавалерии, но до назначения нового военного губернатора в Варшаву не мог выехать к месту своего нового назначения. Теперь поселенная кавалерия, общее командование которой было вверено графу Витту, составляла уже три резервных корпуса с прикомандированными к ним резервными дивизиями и артиллерийскими ротами и военно-рабочими батальонами. Центром Южных поселений был Елизаветград, но де Витт не любил жить в этом степном городе. К тому же он не особо любил докучать придирками своим подчиненным, предоставляя им максимум самостоятельности в деле боевой подготовки и хозяйственной деятельности, контролируя лишь уровень выучки войск на смотрах и проводя периодические ревизии во избежание воровства. Большую часть времени граф проводил в имениях знакомых польских магнатов в Киевской и Подольской губерниях. Два или три раза в год он объезжал корпусные штабы, в которых к его приезду собирались окружные начальники для совместного обсуждения средств к улучшению наружного вида и благосостояния военных поселений, особенно сёл, лежащих на почтовой дороге. Все сёла были распланированы, а все избы перестроены по одному образцу. В мае 1836 года де Витт объявил, что едет в Петербург просить государя осчастливить поселения своим посещением. По возвращении из Петербурга он вызвал всех начальников военных поселений и объявил им, что государь назначил смотр в августе будущего года для всей армейской кавалерии с её артиллерией, обозами и понтонными парками. Местом для смотра был выбран Вознесенск, где находился штаб сводного кавалерийского корпуса. Время смотра войск определялось тем, что к этому времени был собран с полей хлеб.

После фактической отставки А.А. Аракчеева в конце апреля 1826 года началась ликвидация автономий военных поселений. Поэтому уже в начале сентября 1826 года генерал И.И. Дибич приказал П. А. Клейнмихелю переподчинить Главному штабу поселенный 3-й резервный кавалерийский корпус и Бугскую уланскую дивизию, расположенные в Херсонской губернии с последующей передачей в состав армии. Однако затем из-за финансовых трудностей от этого все же отказались.

В Южных военных поселениях ещё в 1832 году прошла очередная реформа. При этом поселенная конница была сведена уже в два резервных корпуса, общее командование которыми было, опять же, доверено де Витту. По существу, граф становился уже фактическим командующим целой конной армии, самым мощным кавалерийским объединением России. Был проведен ряд реформ по внутреннему управлению поселениями. Прежде всего, само управление поселенной частью кавалерии было отделено от управления действующими и резервными эскадронами, которые были подчинены полковым и бригадным командирам, тогда как поселенные эскадроны подчинялись непосредственно начальнику дивизии. В 1836 году военные поселения кавалерии были изъяты из ведения начальников дивизий. Эскадроны были переименованы в волости, комитеты полкового управления — в окружные комитеты; дети поселян были освобождены от зачисления в кантонисты и должны были подлежать общей рекрутской повинности; оброком военные поселяне южных поселений обложены не были. Позднее военные поселяне были обязаны отбывать рекрутскую повинность на общих основаниях, 3 дня в неделю работать на общественных полях и доставлять продовольствие расквартированным в округах войскам.

Ну а как жила всё это время мать нашего героя, блистательная Софья де Витт-Потоцкая? Злые языки утверждали, что Софья умудрилась иметь любовную связь даже с одним из своих пасынков. Вообще любвеобильную красавицу женское общество всегда и везде дружно ненавидело, а потому в Варшаве ходили упорные слухи даже об её плотской связи с самим дьяволом. Но что не сделает женская зависть!

Из труда польского историка: «Хотя разница в возрасте между мачехой и пасынком была 13 лет, между ними возникли самые интимные отношения. Станислав духовно был сломан: презрение общества — ему не простили предательства. В тяжелую минуту переживаний Потоцкий решил найти сочувствие у жены, но застал её в объятиях сына. Софию он безумно любил, переживал очень тяжело её измену. Умирая, не пожелал проститься с женой. Он не знал, кем был для будущего ребенка: отцом или дедом! Умер Станислав в Тульчине в возрасте 63 лет. Похороны его были торжественными. Гроб с телом был поставлен в костеле и оставлен на всю ночь. Неизвестные сняли с покойника мундир, забрали все ордена и драгоценности, а совершенно обнаженное тело поставили и облокотили об стенку, рядом был приколот клочок бумаги с надписью “за измену отчизне”. Поляки не простили Потоцкому его предательства. Дом Потоцкого погрузился в траур, съехались многочисленные члены большого семейства. Но недолго они оплакивали покойного. Между ними начались споры за раздел наследства. Софье пришлось вести длительную и сложную борьбу за богатство. К счастью, к этому времени она не потеряла своей красоты и умения ею пользоваться. Граф Потоцкий платил за свою любовь неистово и страстно. Он был готов платить и дальше. Но от него потребовалось нечто большее, чем золотые червонцы. Да и чем можно было заплатить за такую любовь, кроме собственной жизни. Граф заплатил и эту цену, последнюю. Эта “сделка” чуть не стоила Софье всего, чего она достигла. И случилось это, или могло случиться… только потому, что ясновельможная пани полюбила. Впервые в жизни она играла не в открытую, не по правилам… Она забыла обо всем, она ни о чём не думала! Она изменяла своему пану в его доме, с его сыном.