Часть первая 39 При трепетном луны блистаньи, Как бледный дух в ночном мерцаньи, Мне мнится, некто тихий там В одежде скорби слезошвенной, С главой печальми осененной К Петровым шествует стенам; Не ветр, - не дождь шумит из тучи, Но вздох, - но капли слез горючи. По мышцам марморным и здравым, По русым волосам кудрявым И по лавровому венцу, По важной статности орлиной, По твердой груди соколиной И кровомлечному лицу Я познаю жену почтенну И мать мою в ней огорченну. Остановясь у стен священных, Где персть полубогов блаженных, Богинь, - героев - и отцов, Что, кончив поприще в сем мире, Еще живут в сердцах и лире, Почиет в глубине гробов, - Она на тихий брег садится, Где мимо тихий ток стремится. Воззрела - члены содрогнули; Вздохнула - из очей сверкнули Два слез сребристые ключа; Ланит лилеи выражали Живейши чувствия печали.
– Тут всей тоске себя вруча, Трикраты прежде воздыхает; Потом - глас скорбный возвышает:

40 Рассвет полночи «Там спит Она, - там отдыхает; Вот знак, которой разделяет Концы миров противных двух! Вот сад, где семя зреет к славе! Но славы нет в моей державе.
– Тут спит, - где спит Ея Супруг. Ах! нет Ея теперь меж нами!
– О слезы!
– лейтеся реками! Пусть вечно будет мудрость бдяща И добродетель, с ней сидяща, На гробе стражею Ея\ Пусть музы в плаче растопленны И грации уединенны В юдоли скорби своея Иного языка не знают, Как тот, чем грусть изображают! Когда катящиеся годы В грядущи возвратятся роды, То лики будущих девиц С благоуханными венками И распущенными власами Всегда искать между гробниц Ея священну урну станут, А слезы - в тысяче перл канут. Когда начнут твердить потомки, В слезах Ея деянья громки, Восплачет мудрой и герой: Тогда дальнейши поздны веки И нерожденны человеки Благословят Ея покой; Благословят - и каплей дани Прольют средь томных воздаханий.

Часть первая 41 Петрополь сохранит священный Ея остатки драгоценны Себе в залог, красу и честь, Доколе ветхо небо, рдея, В перунах тайных пламенея, Ея возбудит паки персть И Ей, во славе пробужденной, Вручит дар света совершенной. А ныне тамо отдыхает; Свод темный гроб Ея скрывает.
– Ах!
– мне Она дала закон, Вторую в чувства жизнь влияла, И душу мне образовала; Но где душа земных корон? Где благодатных уст глаголы, Проникнувы холмы и долы? Где мудрости язык всемочной, Который из среды полночной Вещал судьбу народов тьмам? Где очи тихие небесны, В которых суд и милость вместны? Где сердце, - велеречья храм, - Огнем любви к сынам объято!
– Все, - все здесь в тесном месте сжато!.. Се ключ!
– Се ключ надежды спящий Забыл свой прежний ток кипящий!
– Как поздо ищущий честей Желанный жребий свой гадает? Как поздо счастье умоляет?
– Здесь ключ иссяк в струе своей; Он пар его лишь созерцает И пар надежды лишь вкушает.

42 Рассвет полночи Но если б ключ еще стремился, А пурпур в царских мышцах бился, Коль сильны б мысли от того, Грядущим благом оживленны И упованьем воскрыленны, Парили вкруг ключа сего?
– Вот здесь един между мужами Теперь мне зрится с чертежами! Там он сидит, - потупя взоры, В уме клубя воздушны горы, В тьме ищет чертежам успех; Нить тонка дел его отважных Крутится в оборотах важных.
– Он молит божество утех; Он зрит их лик над чертежами, И лик кружится пред очами. Сидит; - надежды блеск трепещет, Впреди мелькая, искры мещет; Лишь блеск мерцает - он дрожит; В нем реет зыбь страстей в кипеньи; Картина зыблется в сумненьи, И горести прилив спешит Пожрать все замыслы зачаты; А он - тут видит в бездну скаты... Вдруг легкий сумрак прилетает И в храмине его мелькает; Лишь начал он вздымать чело, Как Ангел смерти налетает, Надежды запад задувает, Потрясши бурное крыло; Свет чаяний его заемный Без царска солнца - мрак стал темный.

Часть первая 43 Так нощи облака протяжны Когда, раздвинув недра влажны, Откроют полость в синете, Где, сквозь прозрачный пар немея, Звезда просверкивает рдея; Тут странник зрит вождя в звезде; Но тучи сдвиглись, - луч закрылся; А странник - током слез облился. Так, - все здесь в темном склепе сжато; Блеск, - гром - и солнце тьмой объято.
– Почто ж теперь мне вычислять Деянья успшия Царицы, Что знают все земли границы? Почто мне мыслью измерять, Как тень олив и лавров длилась? Я не могу - слеза скатилась. Пусть будет память россов верных Трудов зерцалом беспримерных, Что в дни сод ел ал а их мать! Пусть книга бытия откроет, Как брань Кагулъска в буре воет, Как росс один там гонит пять, Как волны пламенны курились, Где тощи в тьме чалмы носились? Се над Чесмой свет молний блещет! Чесма бледнеет и трепещет... Какая ночь была над ней? Ночь грозна, - ночь кровава цела Другого неба не имела, Как раскаленный свод огней, Что лишь перуны подпирали, Как россы гром от волн бросали.

44 Рассвет полночи Вообразить ли Белът ревущий, Где росски сосны, казнь несущи, Соленых роют зыбь холмов!
– Стенящий Белът их звук внимает, Царицу россов обожает; Но яркий гул от их громов В Эвксине глас свой повторяет И флот срацинский поражает. Дунай, несмесными струями Ложась меж слаными волнами, На семь путей Эвксин сечет; Туманы пепловидны рдеют, Над ним зажженны пламенеют, Неся полночных молний свет; Сечет - и зыблет дух Стамбула Шумливой токмо силой гула. Представлю ль утро роковое И те часы дымящись в бое, Когда Узийский1 гордый холм, В косматом пламени багрея, Шатался, над пучиной млея? Ни огнь, ни сталь, ни рок, ни гром Полнощи чад не ужасали; Они чрез сталь и гром скакали. О Таврия\ - предел прекрасный! Ты зрела ль громы столь ужасны?
– Едва на Флориных сынах, Растущих средь твоей долины, Кровавый сыщешь след единый; Не обагрен в своих лугах, Ты перед россом преклонился, Свободой в плене веселился. Очаков издревле на сарматском языке назывался Узи.

Часть первая 45 Представить ли в дыму Варшаву И росский гром, несущий славу?
– Кичливый савромат дрожит, Мятется - и, упадши, бледный, Лобзает наш перун победный.
– Представить ли Дербент!
– твердит, Твердит удары он Петровы И отдает ключи не новы. Почто пишу сии картины, Коль в мире нет ЕКАТЕРИНЫ, Нет сих виновницы побед, Нет в ратоборстве несравненной, Нет в сладком мире возвышенной? Ах! чада!
– Героини нет!
– Возможно ль дале скорбь простерти?
– Там спит Она; - о жало смерти! Народы!
– зрели ль, как Астрея Кончалась на одре немея?
– Возможно ль сей списать удар? Сперва он тайно созревает, Потом - вдруг падши огромляет; Подобно как эфирный пар Сначала в тайном вихре рдеет, Потом - вдруг с треском резким реет. О рок суровый!
– не твои ли Внушенья Парку научили Пресечь неоцененны дни? Щади, - ты рек, - царей позорных! Щади цариц одних злотворных! Мой бич иль мышцы суть они; Что млеть?
– рази благоутробну, Святую, - ангелоподобну!..

46 Рассвет полночи Он рек; - и Ангел низлетает; Смерть на челе его сверкает; В Монархине он матерь зрит, Премудрую в непобедимой.
– По сей гармоньи, редко зримой, Посол небес признать спешит Собой боготвориму жертву; Увы!
– тут я узрела мертву. Какие краткие ступени От трона в гроб, - от света к тени?
– Вздохнула; сей последний вздох Сколь тих меж гробом и меж троном, Столь громким в лире звукнул стоном. С каким стремленьем он исторг Из струн прискорбны звоны лирных, Из тонких струн сердец умильных? О если бы мой стон унылый Пресуществился в бурны силы; Слеза - в согласный песней тон; В уста - слезоточащи очи!
– То б небо и земля в полночи, Язык слез вняв, - узрели стон. Се спит Она между стенами! О слезный ток, - катись стопами! Катись!
– но смею ль клясть жестокой Сей рок, что, зев открыв широкой, Глотает пастуха с царем, Что посох с скиптром раздробляет, Что меч с серпом переломляет, Что раздирает с митрой шлем? Ах!
– всуе тщуся скорбь простерта! Там спит Она; - о жало смерти!»