Шрифт:
* * *
Как много паутины на кустах.
Туман к теплу и солнечной погоде.
Прозрачный лес грибницею пропах
и сыростью.
И лето на исходе,
но на прощанье балует теплом
и этой невесомой паутиной.
Вдоль просеки трухлявый бурелом,
гряда камней, поросшая малиной,
бетонные столбы,
и в никуда
с гуденьем ток уносят провода.
А перейди мостки и за ручьём
повеет человеческим жильём…
…картошку не копают,
а пора ведь.
По улицам слоняется народ.
Забор упал,
и некому поправить –
хозяин то ли умер, то ли пьёт.
Мир переполнен тягостным покоем…
Оно знакомо каждому из нас –
затишье перед бурей или боем,
растянутое в сотни тысяч раз.
Вниз по реке стекает сизый дым,
соседи топят баню…
День проходит,
и ничего вокруг не происходит,
и не произойдёт.
И Бог бы с ним!
Н.Дьяковой
* * *
Этим плоским наброскам с натуры
Не хватает движения вглубь,
угловатой шершавой фактуры.
Пастернаковских выпуклых губ,
жёсткой жизни прямой и упрямой,
чтоб в избытке своём красота
распирала нелепую раму
и сочилась на срезе холста,
как сиреневый куст у Ван-Гога,
где безумствует каждый мазок.
Впрочем,
это даётся от Бога.
Где ж ваш Бог?
* * *
Последнее время я думаю, что оно
и вправду станет последним, взглянув в окно
на толпы машин возле платной автостоянки
я почему-то прикидываю, – а как
гусеница подомнёт вон тот “Кадиллак”,
если завтра здесь на постой припаркуют танки.
Эсхатология. Пусть не наука, но
я изучаю её, глядя в окно.
Если ж включить под вечер, забавы для
видеоговорящий ящик, коснувшись пульта,
чтоб наблюдать, не включая звука, лицо враля,
или утром (на том же канале) служителя культа,
вглядываясь в артикуляцию, и,