Немного поиграв, Бо неожиданно замолчал и, медленно опустив руку с гармошкой, безошибочно повернул в ее сторону голову со слепыми глазами, которые закрывали очки.

– Кто это тут у нас, а? – низким, хриплым голосом строго поинтересовался он.

– Это я, Бо, – негромко откликнулась Кейт. – Привет.

– А-а-а, маленькая мисс, – музыкант говорил на характерном афроамериканском диалекте, и в его устах «маленькая мисс» скукоживалось в малопонятное «малмис». – Которую совсем недавно занесло в наши края попутным ветром, опустив прямо на лысину старого пса Бо, а? Пришла послушать мои вопли?

– Ты очень красиво играешь.

Музыкант некоторое время молчал, а потом шумно втянул носом воздух и повел головой, словно в самом деле оглядывал улицу.

– Правда, мне нравится, – растерянно пробормотала Кейт, испугавшись, что по неосторожности обидела старика.

– Не в этом дело, – Бо склонил голову и немного помолчал. – За десять лет вы, малмис, первый человек, который заговорил со мной.

– Не может быть. Почему?

– Ну, почему же не может. Кому есть дело до бездомного калеки, – беззлобно усмехнулся Бо. – К тому же я старик, на работу не возьмут, в дом престарелых тоже, поэтому я так – просто занимаю место. А на улице, да еще такой, это и не так уж особо-то и заметно.

– А родственники?

– Никого. Старый Бо как колтун на паршивой заднице мироздания. Прилепился в самом неудобном месте, так что никак не стряхнуть, – бродяга издал мягкий гортанный звук и мелодично вывел: – Ника-ак не стряхнуть, м-м-м…

Налетел морозный утренний ветерок, и он поежился.

– Холодает, – задрав голову к небу, сказал Бо, пока новый порыв воздуха шевелил его всклокоченную седую бороду.

– Вот, возьмите, – поддавшись внезапному порыву, Кейт размотала на шее шарфик и, наклонившись, повязала на морщинистой старческой шее, видной из воротника поношенной военной куртки.

На этот раз старый Бо молчал дольше обычного. Наконец он принюхался, задумчиво втянув ноздрями незнакомый женский запах с привкусом духов.

– Так пахли цветы, что росли на заднем дворе моего дома, – наконец сказал он.

Кейт улыбнулась, шмыгнув носом, и ощутила, как защипало в глазах. Несмотря на это, спонтанно сделанное доброе дело немного успокоило нервы, и кончики пальцев перестали дрожать. Кейт засунула ладони в карманы пальто.

– Теплый. А как же ты?

– У меня еще есть, – поспешно заверила она. – Я ведь тут живу, недалеко идти.

– Недалеко идти, – задумчиво повторил Бо, теребя в пальцах гармошку. – Как тебя зовут, девочка?

– Кейт, – та застегнула верхнюю пуговицу пальто и подняла воротник. – Кейт Либби.

– Вот что я тебе скажу, Кейт Либби. Иногда в этом мире каждый только и норовит, чтобы подставить нам подножку, – бездомный музыкант покачал головой и указал на нее сухим пальцем. – Но только добрые дела и любовь в сердце помогают нам подниматься на ноги и топтать эту землю дальше. Зло не выносит добро. Бежит от него. Ты сделала мне добро, и оно вскоре вернется к тебе, – он медленно поднес к груди руку, потом протянул ее к ней ладонью вверх, будто протягивая нечто невидимое. – От меня к тебе.

– Сейчас его стало слишком много. Людям ничего не интересно, кроме собственных проблем.

– Так было всегда, и так будет и впредь. Без зла мы не научились бы ценить доброту, – покачал головой старик. – Помни это.

– Хорошо, – кивнула Кейт. – Я попробую.

– Храни тебя Бог, Кейт Либби.

– Думаете, он есть? – потуже запахнувшись в пальто, спросила девушка, она никогда не обсуждала эти вопросы ни с кем, кроме отца, и неожиданно для себя впервые затронула эту тему с посторонним.

– Не знаю, – пожал плечами Бо и, немного помолчав, странно ответил: – Но он иногда говорит со мной.

– Как?

– Я просто слушаю, и все, – загадочно улыбнулся старик. – И зная, что я его слушаю, он говорит. Другие ведь не слышат, им некогда. Я же тут всегда сижу и вижу – все бегут, куда-то торопятся, шумят. Не слышат друг друга. Ругаются, что-то выясняют, делят. Какой уж тут Бог. Вот он и не показывается. А я иногда слышу. Чувствую, как он приходит и говорит.

– О чем?

– О том, что рядом. И любит меня. А если захочешь, скажет и тебе. Удачи, Кейт Либби, и помни, – он снова повторил жест с рукой. – От меня к тебе.

– Я запомню, – пообещала девушка.

Поднеся гармошку к губам, Бо подул на нее, прочищая отверстия и облизнув губы, хрипло обратился к пустынной улице, с неожиданной силой в голосе, от которой улыбнувшаяся Кейт сделала шаг назад.

– Э-э-э, странни-и-ик, посто-ой, прекрати-ка свой путь! – Он вывел на гармошке новый мотив. – Возьми этот каме-ень, ударь себя в грудь! Ударь там, где крест, ударь там, где боль, м-м-м, смахни из глаз слезы-ы, пусть уйдет в землю со-оль.

Предоставив бродяге музицировать в одиночестве, Кейт перешла на другую сторону улицы и забралась в машину, гадая, чем бы себя занять. Сидеть дома было невыносимо, а о том, чтобы заявиться в офис конторы, речи вообще не шло – видеть лица сотрудников и команды Кейт сейчас хотелось меньше всего. Она решила скатать в город и наконец-то как следует его рассмотреть, надеясь, что оживленная суета центра переключит ее невеселые мысли на более позитивный лад. Надо осваиваться, в конце концов.