Шрифт:
— Что ты хотел мне сказать? — процедил, тем временем, румийский легат.
Ну, вот опять: ни «здрасьте», ни представится. Грубияны какие. Впрочем, по зрелому размышлению решил тоже сохранить инкогнито — ни к чему искушать отчаявшихся, готовых на все, людей близостью заклятого врага.
— Предлагаю сдаться, гарантирую всем жизнь, — уже понимая, что мне скажут, произнес я.
— Ответ — нет, — без всякой паузы отозвался румиец. — Что-то еще?
Что еще? Черт его знает!
— Если вы хотите умереть с честью — ваше право, но причем тут женщины и дети? — родил я, наконец, следующую фразу. — Пусть они выходят. Им не причинят никакого вреда. Если же мои воины ворвутся в форум по вашим трупам и трупам своих товарищей мне будет очень трудно их остановить. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Понимаю… — протянул мой собеседник. — Интонации его неуловимо изменились. В голосе послышался интерес. — Как я понял, нас удостоил разговора сам Посланник богов?
Вот так — сразу и раскусили. Понтов надо поменьше. А то, сразу — «гарантирую», «мои воины», скромнее, надо быть. Ну да чего уж теперь. Согласно кивнул.
— Ты не ошибся. Может быть, тоже представишься?
— К чему, — пожал плечами румиец. — Слишком коротким окажется знакомство.
Он глянул на солнце.
— Думаю, скоро подтянутся нормальные бойцы, а не этот сброд, — кивнул легат в сторону площади, — и к вечеру все будет кончено. Но мы постараемся взять в Ирий с собой побольше ваших.
— Так что с женщинами и детьми? — помолчав, счел нужным переспросить я.
Лицо румийца перекосила жутковатая усмешка.
— Наши женщины и дети разделят нашу судьбу. У тебя что-то еще?
Я молчал, не зная, что добавить.
— Тогда иди к своим воинам, Посланник, — продолжил безымянный легат, — не искушай меня. Эх, не будь ты парламентером…
— Не так уж это просто, — с какой-то мальчишеской запальчивостью, прицепился я к последней фразе.
— Возможно, — кивнул румиец, — но я, все же, попробовал бы.
Понты продолжали переть через край, не желая прислушиваться к голосу разума и я продолжил:
— У тебя будет такая возможность, легат, пожелавший остаться неизвестным. Первую атаку я возглавлю лично.
Вот теперь все. Последнее слово осталось за мной. Повернулся кругом и быстро, чтобы румиец не успел сказать ничего в спину, двинулся к центру площади. Когда добрался до фонтана и обернулся, легата уже не было. Встал он в общий строй, или скрылся в здании? Не знаю. Но почему-то был уверен, что, как только мы начнем атаку, он появится в первых рядах — ведь я же обещал быть среди атакующих.
Еще через полчаса на площадь начали прибывать отборные воины, оттесняя в боковые улочки толкавшихся здесь до сих пор представителей не самых сильных союзных отрядов. Велимир со свитой явился в первых рядах. С ним прибыла Волеслава, до сих пор пропадавшая неизвестно где. Мне даже начало ее не хватать в последние пару часов. Довольный, как удав, только что сожравший кролика, Великий князь сразу начал поздравлять с взятием Лютеции.
— Лютеция еще не взята, — довольно резко прервал его словоизлияние и кивнул в сторону форума.
Велимир обиженно умолк, глянул на блестящий доспехами строй легионеров, застывший на площадке перед зданием, зловеще усмехнулся и процедил:
— Ты про этих покойников? Мои воины сметут их в мгновение ока.
— Не думаю, что это будет так просто, — бросил в ответ. — Готовь воинов к штурму.
Велимир кивнул и начал раздавать приказы, окружавшим его подчиненным. На площади стало весьма оживленно. Сотники скликали воинов и строили их в стену-фалангу. В первые ряды ставили копейщиков. Это правильно: у румийцев копий не наблюдалась, потому у наших тут будет преимущество.
Чтобы не мешать отошел к фонтану и опять уселся на край чаши. Тут же рядом оказалась Валька, присела рядом на корточки, взяла мою левую кисть в теплые, маленькие, шершавые от мозолей ладони (ну да, ежедневные упражнения с мечом гладкости коже не прибавляют) и с тревогой заглянула в глаза.
— Ты в порядке, посланник?
— Все хорошо, Волеслава. Устал немного, — улыбнулся ей.
Не скрою, такое проявление заботы оказалось приятным. На сердце потеплело. Отодвинулись куда-то в глубину сознания картины виденных сегодня жестокостей и мерзостей. Даже предстоящая атака со всеми вытекающими стала меньше беспокоить. Жрица как-то несмело улыбнулась в ответ. Пожалуй, впервые за все время нашего с ней знакомства. Надо сказать, улыбка ей шла. Суровое, обычно, лицо смягчилось, на щеках появились очаровательные ямочки, темные глаза заискрились внутренним светом. Не сдержавшись, прижал ее правую ладонь к своей щеке. Левой Волеслава в это время гладила мои, слипшиеся от пота, волосы. Голова закружилась. Захотелось бросить все, подхватить девушку на руки, унести куда-нибудь подальше ото всего происходящего здесь ужаса и там наедине забыться в ее объятиях.
Идиллию нарушил рев, приготовившихся к атаке славских воинов. Руки Вальки вздрогнули. Она мягко освободила их из моих, пытающихся удержать, ладоней и сказала:
— Тебе нужно сказать что-то воинам. Тяжело идти в атаку на тех, кто решил умереть.
— Ну да, — поднялся я на ноги. — Надо что-то сказать. А потом идти с ними вместе.
— А вот это совсем не обязательно, — сразу же вскинулась жрица.
Лицо ее мгновенно преобразилось, вновь обретя былую надменную суровость. Ну, что ты будешь делать — испорченный властью ребенок. Работать с ней еще и работать.