Я у него попросил совету о хорошим компаньоне, и даже ему предложил. Но Москвин сказал: «Нам невозможно, своёй работы хватат». Я у него занял ишо десять тысяч рублей, и думаю: как ето всё буду отдавать? Но начал дело – надо биться.

Мне звонют с ЕНТВ-канала теле, просют интервью. Говорю:

– Вот телефон Лидии Ивановны, договаривайтесь, потом звоните. – И я тоже позвонил Лидии Ивановне, она:

– Ничего, дай интервью, я уже наказала корреспонденту. Но ты говорил, что Софоний уже посадил картошки в Угличе?

– Да.

– Но ето же интересно, парнишко пятнадцатилетний без отца, и уже посадил картошки.

– И что ето значит? Оне все у меня вырашены так. Бывает, месяц-два меня дома нет, но знаю: дома порядок. Так ростим, и Марфа заботится.

– Но чичас молодёжь не хочет работать.

– А ето воспитание значит.

– А ты когда за сыном поедешь?

– Завтра утром.

– Хорошо, я договорюсь, чтобы интервью было именно в Угличе на картошке и с Софониям.

– Нет проблем.

И корреспондент звонит:

– Утром заедем за вами и едем вместе в Углич.

Утром рано выезжаем в Углич. Иван Сагнак корреспондентов даже в ограду не запустил. «Ето всё бесовскоя дело», – сказал. Я за всё его поблагодарил, и мы уехали на картошку. Софоний расчистил, нанял трактор, землю приготовил и посеял сорок пять вёдер картошки, Иван Сагнак ему помог. Корреспондент заснял, взял с нас интервью, и мы с ними вернулись в Москву.

А вечером мы все уехали в Белгород.

Взяли ключ от дому в Кошлаково, всё расчистили, дом вымыли, поправили, можно стало жить. Я позвонил Яссенко Юрию Петровичу о оформление документов, Юрий Петрович сказал: «Организую всё и позвоню». Герман нервничат:

– Надо скоре всё оформить, нам время нету, у нас встреча с родственниками в Томске, а ето далеко. Давай, Данила, начинай, оформляй нам документы.

– Герман, не нервничай, нам без администрации не обойтись. Слухи идут, здесь везде тиранют.

– А что, сидеть, что ли?

– Но нам же позвонют!

– Когда я не хочу ждать?

– Ну хорошо, утром начнём.

У меня была памятка, что надо собрать для УФМС: ето переводы паспортов, административная комиссия, комиссия о здоровье, ВИЧ-анализы, фотографии, сертификат о несудимости, прописка. Мы утром всех прописали, сделали перевод паспортов, фотографии. На друго утро пошли в больницу. Нас послали заплатить пошлину, мы заплатили, вернулись. Везде очередь, народ нервничат, обслуживание плохо, везде бурчат, как собаки на привязи. Дождались очереди, нам говорят: «Не тут», и с такой наглостью посылают в другу больницу. Мы сходили: и там очередь, ета же история, гау-гау, послали обратно. Я сказал: «Герман, хошь – делай, а я буду ждать звонка».

Вечером Юрий Петрович звонит: «Завтра утром будьте в администрации в восемь часов». Мы приехали, Юрий Петрович сводил нас в административною комиссию, нам вычитали законы, поприветствовали и приняли по квоте. В Белгороде в год губернатор выдаёт квоты для переселенсов, и у него свои программы, и оне очень обширны, он не нуждается государственными программами. После комиссии пошли в больницу и за два часа всё прошли. Где нас гнали – обошлись как с родными. Я рассказал Юрию Петровичу, как с нами поступили, он ответил: «Да, у нас в етим проблема, не хочут обслуживать». А с Юриям Петровичем везде без очереди, как по маслу.

– Ну вот, Герман, видишь, как всё делается?

– Да, – смеётся.

Мы всё собрали, сдали в УФМС в Белгороде, там Алла Димитриевна поручила начальнику, полковнику Беспаловой Елене Николаевной. Она дала мне свой мобильный телефон, и я всё через неё делал без очереди. Приходишь, звонишь, и сразу вызывают. Но посмотришь, как переселенсы страдают, – ето жутко, издеются как могут, народ месяцами страдает, чтобы получить результат. И зачем [301] ето всё? Скажите да или нет, и всё. Я стал спрашивать, почему так: мы без очереди, а все остальные – очередь?

– Не знам, такой распорядок [302] губернатора.

Но я всё равно своего добился, узнал, что такой категорияй в России нуждаются, поетому власти идут навстречу.

Степан с Германом собрались в Сибирь. Степан плачет: деняг нету, и неохота вёртываться домой с пустыми руками. Я ето хорошо понимаю. Ну что, пришлось ему дать пять тысяч рублей, хоть у самого тоже ничего не осталось. Оне уехали в Сибирь.

Начальник сельского хозяйства в Шебекине Селютин расспросил, чем хотим заниматься сначину, я рассказал. Но как-то непонятно: он всё оттягат. Что делать? Я позвонил депутату Тарасову и рассказал, что Селютин для меня какой-то непонятный, я не вижу в нём никакой перспективы для нас.