Тесть вмешался:

– Да, Данила, поговори с ней.

– Конечно, поговорю, и поубеждаю даже.

– Да, Данила, мы на тебя надеемся.

На днях звонила Елена [342] с Боливии, просит помогчи переехать в Россию, я послал им тысяча долларов на оформление документов и сказал: «Я скоро к вам приеду и вас заберу, будьте готовы».

Сегодня она звонит:

– Тятя, всё готово, когда приедешь?

– Через десять дней ждите.

Тесть уже вечером разошлись, Андриян остался.

– Ну что, Андриян?

– Да оне ничто не думают.

– Да, ты прав.

– Их Тимофейкя всех женит.

– Да пушай женит, сами етого хотят. Видал, каки алчны на таки дома?

– Оне ничего не думают, ведь всё же ето долг, ты за них будешь расшитываться.

– Да пошли оне подальше.

– Так же и я. А каки оне остались довольны, что у них будет своя деревня!

– Да ето глупыши. Ну, слава Богу, хоть будем на спокое. А у нас уже есть двадцать семей. Конечно, ето будет не сразу.

Андриян:

– А где ты их взял?

– А вот шшитай. В нашай семье пять семей, у Степана пять семей, Царёвых пять семей, Алёша, Аверины три семьи, Перекрестовы две семьи, и ишо пять семей есть на примете, но пока промолчу, потом узнаете.

– Дак тятя, ето здешны?

– А как ты хотел? Губернатор просил подобрать порядошных здешных, ети семьи проверенны, и заслуженны, и грамотны.

– Ну, смотри сам, тебе виднея. – Мне чудно: после тюрмы Андриян стал совсем другой, можно стало с нём рассуждать. – А ты как, Марфа?

– А я думаю, как бы подальше от маме. Где она живёт, там покою не бывает.

– Всё-таки поняла?

– Давно поняла, да молчу.

– Ну, Андриян, остаёшься за хозяина, смотри хорошень за всем, и решайте всё с Алёшай. Землю приготовьте и рулоны сена свозите, всем поровну.

– Не заботься, тятя, можешь ехать спокойно. Но прости нас Христа ради и благослови.

– Бог простит, аминь, Бог благословит. И меня простите Христа ради и благословите.

– Бог простит и Бог благословит, счастливого пути.

– Вам оставаться с Богом.

На другой день Татьяна собралась со мной, мы заехали в Шебекино, я зашёл к Рубаненко, стал ему говорить:

– Неправильно мерите. – Он занервничал. – Стоп-стоп, не вам там жить.

– Но, Данила Терентьевич, закон не позволяет.

– Всё позволяет, можешь спросить у губернатора.

– О, нам ето недоступно.

– Но тогда подождите – когда вернусь, решим.

– Ето очень слишком долго, нам надо отдать отчёт.

– Но раз не соглашаетесь, не имеете права мерить без меня, а нет – снова будете мерить.

– Но ладно, Данила Терентьевич, как хошь.

Ишо новость, зоотехник сообчает: коров, что выбрали, за них залупили по семьдесят шесть рублей килограмм. Ох вы идивоты, толькя и стараются нажиться! Я звоню Севальневу Алексею Анатольевичу:

– Ето что, издевательство? Уже губернатора не слушают.

– В чём дело, Данила Терентьевич?

– Да коров, что выбрали, задрали по семьдесят шесть рублей килограмм.

– Данила Терентьевич, хто вам сообчил?

– Да зоотехник Шебекина.

– Хорошо, мы разберёмся, не переживай, Данила Терентьевич.

– Как не переживать, всё идёт не так, как надо.

– Да что вы!

– Как что вы, Алексей Анатольевич, ничего по-простому нету, хотят, чтобы модель разработать, а сами каждый по-своему планирует и лезет со своими планами. Алексей Анатольевич, я ишо не видал ни одной деревни порядошной нигде: сколь едешь по России, всё видать сталинские курятники. Неужели не могли придумать боле порядошны деревни? – Нет ответу.

– Когда выезжаешь, Данила Терентьевич?

– Сегодня, Алексей Анатольевич.

– Ну, счастливого пути.

– Спасибо.

Я позвонил Картавенке, рассказал, что вылетаю в Южну Америку, и попросил, что:

– Пришёл груз в Санкт-Петербург, вдруг что, пожалуйста, помогите.

– Да не заботься, Данила Терентьевич, всё будет исправлено. Счастливого пути, Данила Терентьевич.

– Большоя спасибо, Николай Васильевич.

Заходим к Елене Талгатовне.

– Ну как, был круглый стол?

– Ой, Данила, ето идивоты, оне ничего не хочут делать, я уже настояща с ними поспорила, и оне меня ненавидют.