Еду с Монтевидео, пошёл большой дождь, я запереживал: а что же у меня Алексей с Танюшкой? Вообче в Уругвае как больши дожди, ключи подымаются до неузнаваемости. Приезжаю в Пасо-де-лос-Торос, жду до пяти часов утра другой автобус, еду на мост Саль-Си-Пуедес, слажу, уже рассветало, и что же я вижу: наводнения! Перепугался и бегом книзу: ну, думаю, утонули. Бегу к низу, пересекает маленький ключик, но ето уже не ключик, а речкя. Рюкзак на голову, переплыл и дальше бегом, подбегаю против табора, вижу, что лодка на месте, палатка стоит, но вот-вот подтопит, стал кричать – никого нету, я пушше стал кричать – нету. Ну всё, утонули. Я сял и горькя заплакал. Посидел, думаю: дай ишо покричу, и изо всей силы стал кричать. Нет-нет, смотрю, Танюшка из палатки выскочила, увидела меня, обратно к палатке, смотрю: Алексей вылазит. Ну, слава Богу, живы. Он завёл мотор, подплыл, и взяли меня. Спрашиваю:

– Что так крепко спите? Едва докричался.

– А мы всю ночь не спали.

– А почему?

– Дождь пошёл, я думал, сетки уташшит. Было тёмно, ничего не видать, толькя молния, мы с прожектором [160] разыскали сети, стали убирать – полно рыбы, ташшит, чуть не утонули, а последни сетки едва выташшили, мусор и палки, даже порвали.

– Да бросили бы всё! А утонули бы, потом что?

– Дак сетки было жалко.

– Ну, Алёша, Алёша, молодец же ты! Но вдальнейша так нельзя, перво надо думать о безопасности, а тогда об остальном.

Вот тебе и Саль-Си-Пуедес – ето обозначает «спробуйте выйти», тут немало потонуло.

Сетки вычистили, рыбу сдали, и нас Кори увёз в Сальто. Планину стару лодку бросили в Сальто, приехали в село Вижя-Конститусьон, предъявили документы в префектуру, стали рыбачить. Но в каждой зоне рыбалка разна, и рыба сорт по-разному ходит. Ко всему надо приучаться, а добиваться надо самому, не думай, хто тебе подскажет – как ни говори, конкурент. Сабальо никому не надо, а бога трудно поймать, я не знаю, где она ходит. Переехали на речкю Арапей, но ето всё водохранилища, устроились на местным таборе, где рыбаки останавливаются: два балагана, в однем старик живёт рыбачит, другой простой [161] , мы в нём устроились. Вряд скотовод-сусед, старик со старухой. Мы здесь мучились, рыбы никак не можем поймать, само много двадцать – тридцать килограмм в день, но бога крупна, и цена хороша – по полтора доллара килограмм. Я отправил Алексея с Танюшкой домой, остался один. Танюшка интересна была девчонка – ласкова, песельница, хороший голос, любила со старухами дружить, вот она и подружила с суседкой. Старуху звать было Наир, она Танюшку сполюбила, и, когда Танюшка поехала домой, она ей подарила котёнка – смесь с дикой кошкой. Но етот котёнок был необыкновенный, подпускал толькя Танюшку, больше никого, был злой, но мышей при нём не было. Когда остался я один, пытался всяко-разно рыбачить, но результату никакого.

Решил съездить домой. Приезжаю домой – Марфа не принимает, говорит:

– Не могу принять, наказано строго-настрого не принимать, приму – выгонят и нас.

Я ушёл: вот тебе и жена! Уехал на рыбалку, но я не рыбачил, а слёзы лил, и загулял, хотел сам себя убить. Прогулял я две недели на таборе, и как-то раз уснул и вижу: подходит ко мне женчина в драгоценным платье, очень красива, и строго мне стала говорить:

– Что себя так распустил? Бросай пить, ставай на ноги и действуй. Захочешь – всё наладишь.

Проснулся: что ето такоя? Думал-думал – и поехал домой.

Приезжаю домой, Марфе неудобно, что так поступила, извиняется, но мне обидно. Я виду не показал, а собрался в Бразилию на работу. Взял с собои Андрияна, и в Гояс к Ивановским.

Приезжаем в Рио-Верде, разыскал Сергея Сидоровича, попросил работы, он с удовольствием взял: «Синьцзянин, да ишо Зайцев». Стал работать на тракторе, начальником у его был Николай Берестов, бывшай хозяин. Я обрадовался, но моя радость вскоре исчезла: Николай закон Божий бросил и старообрядцев ненавидел. И мы с Андрияном были под его распоряжении, Николай издевался как мог. Я дюжил два месяца. Приезжает Сергей Сидорович, подхожу к нему:

– Сергей Сидорович, здорово живёшь!

– Здорово. Как дела?

– У меня к тебе просьба.

– В чём дело?

– Ради Бога, убери нас из рук Николая, уже невыносимо.

– Ну вот, а я хотел просить тебя, чтобы ты взял в руки сушилку. Сможешь етот ответ [162] взять?

– А ежлив покажешь и научишь, конечно, смогу.

– Покажу и научу, у меня как раз начальник ушёл и некого поставить, вот и думал тебе предложить.

– Хорошо, давай показывай.

Он всё показал, разъяснил и ишо приезжал два дня подсказывал все порядки. Я всё понял и взялся за работу. Всё было засорёно, все туннели засорёны старым прогнившим зерном, везде дохши мыши, полный беспорядок. Попросил Андрияна, и взялись чистить, за неделю всё вычистили и привели в порядок. Стали сушить бобы соявы, жнут, везут, ссыпают, а мы сушим. У того начальника было пять рабочих, а мы управлялись втроём. Ета сушилка с бараками и силосами на десять тысяч гектар, в сезон высушивает тридцать тысяч тонн. Сергей Сидорович бы доволен: всё чисто и в порядках. Приходили больши грузовики, что принимают по тридцать тысяч тонн, и ето успевали загружать, а их приходило по шесть-семь в день, но ето всё лёгко. Сергей сеял десять тысяч гектар бобов, толькя надо хороший глаз. После урожая Сергей Сидорович купил в штате Рорайма возле Венесуэла двадцать тысяч гектар земли и предложил мне быть главным начальником. Я ему ответил:

– Надо с женой посоветовать.

– Но езжай посоветуйтесь, работа не убежит.

Мы у Сергея проработали шесть месяцев, заплатил он мне по пятьсот долларов в месяц, Андрияну по двести пятьдесят долларов, но ето очень хороша цена по-бразильски. Но у меня план совсем другой, Андрияну предлагал:

– Присматривай себе девушку, сам видишь, люди порядошны, хоть и спасовсы, но никакой разницы нету. Сам видал, что у нас делается.

Но Андриян всё отвечал:

– Да все красивы, все хороши, но моё сердце спокойно. – И не захотел оставаться.