— Вы, бабы, ничего не понимаете, — важно объяснял птичницам Терентий. — Да просто-напросто такова наша воля! Вы ведь любой наш каприз обязаны исполнять, иначе какие же мы будем наследники престола? Понадобится мне царевна Зазнобия — дай да подай! Возникнет нужда в пятнадцатилетних петухах — предоставь в лучшем виде! А то ведь вы меня знаете — поймаю хорька да и загоню сюда ночью…

Угроза хорьком возымела на птичниц желаемое действие: ведь Стремглав разбираться не будет, хорек там или не хорек, погонит с хлебного придворного места…

— Бате ни слова! Хорек! — пригрозил напоследок Терентий.

Пятнадцатилетние петухи сидели в мешке тихо — должно быть, с перепугу. Тихон тащил другой мешок — с зерном да еще ведро с водой.

— Колдовать собрались, девок привораживать! — догадалась им вслед старшая птичница. — Когда колдуют, без кочета не обойтись…

— Дура ты старая! — отвечала ей молодая птичница. — На что им, красавчикам, колдовать? Их высочество Терентий меня и так уже раза три приворожил…

Если бы королевичи знали, какая морока им предстоит, они бы плюнули и на василисков, и на золото.

Пятнадцатилетние петухи клевали зерно в огромных количествах, жирели, но никаких яиц нести не собирались. Да ведь за ними еще и убирать приходилось — здесь усыпальница все-таки, обитель скорби…

— Ну, что же вы друг дружку не петушите? Головы пооткручиваю! — грозился Терентий. — Гляди, дурак пернатый, сколь твой напарник хорош: масляна головушка, шелкова бородушка… Он рано встает, голосисто поет… Топтал бы сам, да денег надо!

Нет, наверняка за принцами кто-то следил — иначе откуда бы слово «петушить» вошло в обиход?

К счастью, петушиное пение надежно глушилось каменными стенами.

— Может, у твоих язычников петухи какие-нибудь другие? — теребил брата Терентий. — Ты проверь по книгам!

— Нет, петухи везде одинаковые, как кони, только масть разная… — уныло отвечал Тихон. — Они, верно, нас стесняются — мы ведь по целым дням тут торчим! Ты же, к примеру, с девушками своими не посередь двора забавляешься!

— Не до забав нынче, — сурово сказал Терентий. — А вообще-то ты, наверное, прав. Смотри-ка — еще не все мозги у тебя чтение вытянуло!

Петухов предоставили самим себе, только каждое утро зерна подсыпали, воды подливали да помет убирали.

— А жабы-то! — в один прекрасный день вспомнил Терентий. — Вот начнут наши птички нестись, а высиживать и некому!

Взяли здоровенную кадушку, поплелись на болото — жаб ловить.

Как ловить лягушек, знали все простые посконичи: случалось на этом подрабатывать, лягушек охотно покупали сотнями бонжурские купцы, поскольку посконская лягушка много крупней и упитанней своей бонжурской товарки.

А у жабы и нрав иной, и приоритеты другие. Да ведь даже и лягушек принцам не приходилось ловить, не было такой нужды.

— Хорошо еще, что мы все это летом затеяли, — говорил Терентий, дрожа на студеном ветерке.

Потом ему пришлось вытаскивать из «окошка» в трясине Тихона. Потом Тихон его вытаскивал. Потом утопили кадушку…

— Ничего, у рубах вороты завяжем — лучше любого мешка будет!

Опасность заразиться от жаб бородавками уже казалась братьям вовсе не значительной.

— Убери хворостину! Живьем брать будем!

— А то я не знаю!

Наконец нашли такое место, где у жаб был самый икромет.

— Замечательно! — приговаривал Тихон, — у них сейчас материнский инстинкт должен быть сильно развит, и они нам будут василисков на совесть высиживать!

Набили недовольными, ворчащими жабами обе рубахи.

— А где же их хранить? — спросил Тихон. — Яиц-то покуда не видно!

— Я знаю где — у батюшки в бане. Сегодня не банный день, переночуют…

Баня у Стремглава, в память о той, отцовской, судьбоносной, была огромная, валун для парилки привезли с далекого севера. После парилки же полагалось крепко охолонуть — зимой в сугробе, а летом для этой цели имелся нарочито выкопанный пруд со студеной родниковой водой.

Туда и вытряхнули добычу.

День и вправду был не банный, но хозяйственный Стремглав, чтобы заведение зря не простаивало, пускал туда по ночам иноземных посланников в сопровождении гулящих посконских девок или своих же фрейлин. Посланники от жару становились разговорчивее, да и сговорчивее, подписывали, не вникая, нужные бумаги…

Недаром посконская баня есть восьмое чудо света! А может, и первое.

Натопили каменку и в эту ночь для неспанского посла дона Мусчино, а он зазвал туда с собой не девку и не фрейлину, но супругу неверландского военного атташе, отлучившегося на кабанью охоту.