Шрифт:
— Согласен. Собственно, я сам хотел тебе это сказать.
В прокуратуре, получив пропуска, мы поднялись к Рахманову. Войдя в кабинет, я первым делом представил Сашку:
— Андрей Викторович, вот Чирков Александр Александрович. Мой друг. О нем я вам говорил.
— Очень приятно. Садитесь. Я слушаю.
Мы уселись. Сашка посмотрел на меня.
— Андрей Викторович, Сергей объяснил мне, в чем дело. В общих словах. Хочу сказать сразу: во всем виноват я.
— В чем, во всем?
— В том, что я попросил Сергея отвезти этих двух ребят. Куда они скажут.
— Двух ребят, каких?
— Сергей сказал, что их зовут Юра и Женя.
— Юра и Женя... — Рахманов посмотрел на стол. — Зачем вам это было нужно — чтобы Лотарев отвез Юру и Женю?
— Мне это совсем не было нужно. Это было нужно... одному человеку.
— Какому человеку?
— Н-ну... я знаю только, что его зовут Вадим Павлович.
— Вадим Павлович... Это что, ваш знакомый?
— Нет. Года три назад я ему сделал операцию. Пластическую.
— Вы изменили ему внешность?
— Совершенно верно. Изменил внешность.
Рахманов замолчал, на этот раз надолго. Снял трубку, набрал номер телефона. Сказал:
— Алексей Михайлович, зайдите ко мне. Да, прямо сейчас.
Через минуту в кабинет вошел невысокий худой человек. Одна рука у него была скрючена.
— Алексей Михайлович... — Рахманов кивнул на Сашку: — Этот молодой человек — Александр Александрович Чирков хочет кое-что рассказать. Пожалуйста, допросите его.
Когда они вышли, Рахманов посмотрел на меня.
— Сергей Леонидович... Насколько я понял, вы тоже хотите что-то рассказать?
— Хочу.
Я рассказал все, что скрыл от Рахманова раньше. Когда я сказал, что после ночевки на базе ко мне утром подошла собака, Рахманов вдруг оживился:
— Вы говорите, собака стояла рядом с вами и смотрела, как вы рисуете?
— Да. Стояла и смотрела. Можно сказать, любовалась.
— Странно. Даже не сделала попытки зарычать? Или укусить?
— На отдыхающих она не бросается.
— Ну а как же ночью? Когда вы перелезали через забор?
— Ночью ее привязывают. Я лез с другого конца. Так что меня она только услышала. Потявкала и замолчала.
— Понятно. Скажите, вы не помните ее кличку?
— Кличку... — Я попытался вспомнить, как же называл собаку сторож. — Кажется, Дик. Да, точно, Дик.
— Дик. Собаку зовут Дик.
— Правильно, Дик. И все же странно. На меня, например, этот пес бросался как бешеный.
— Что, прямо на территории базы?
— Нет, когда я стоял у сетки. Но на территории базы Дик тоже все время скалился. Думаю, если бы не хозяин, он бы меня наверняка разорвал.
— Странно. Хотя... — Я вспомнил, как Дик бросился на меня при попытке сложить и убрать этюдник. В последний день, когда за мной заехал Сашка. Рахманов поправил очки:
— Да? Хотя?..
— Ну... Этот Дик вообще странная собака.
— Что значит «странная собака»?
— Так, ни с того ни с сего на меня набросился. Хотя все дни до этого относился дружески.
— Интересно. Как же это было? И когда?
— В последний день. Двенадцатого июля. Когда все уехали.
Я рассказал, как Дик чуть не сорвался с цепи, пытаясь помешать мне убрать этюдник. Выслушав, Рахманов хмыкнул:
— Забавно. Только почему вы раньше об этом не рассказали?
— Что тут рассказывать? Подумаешь, собака взбесилась. Да и рассказывать об этом не было повода. Я ведь только сейчас сообщил, что уехал не на электричке, а на машине с Чирковым.
— Понятно... — Взяв ручку, Рахманов начал ее изучать. Положил. — Может, этот Дик на вас бросался, потому что не обучен?
— Не знаю... Вообще-то это матерая псина.
— Уж матерая... Спорить готов, ей не больше трех лет.
— Не знаю. Мне показалось, собака взрослая. Вообще, какое это имеет значение?
— В данном случае, наверное, вы правы. Никакого. Что ж, перейдем к вашей поездке в Москву.
Рахманов продолжил допрос. Причем в том же духе. Записывал каждое слово, уточнял детали. Наконец, закончив, передал мне протокол.
Когда я его подписал, попросил подождать в коридоре.
Выйдя, я сел в кресло. Минуты через три из соседней двери вышли Сашка и Алексей Михайлович. Алексей Михайлович кивнул:
— Ребята, подождите немного. Сейчас мы все с вами решим.
Запер дверь и прошел в кабинет Рахманова. Сашка сел рядом.