Шрифт:
Отступим в ХIХ век. Интересно, ведь там тоже жили разные люди…
Баратынский, по словам Бунина, «был в праве сказать о себе:
…Я живу, и на земле моё
Кому-нибудь любезно бытие.
Его найдет далекий мой потомок
В моих стихах. Как знать? Душа моя
Окажется с душой его в сношенье,
И, как нашёл я друга в поколенье,
Читателя найду в потомстве я.
Сословное достоинство высокой пробы. Перенять это – механически – не получится. Слишком много у нас, теперешних, рефлексии и фанаберии.
А как он болел за дело: «…Произошло …обнищание и омертвение русской литературы… исчезло: совесть, чувство, такт, мера, ум… растёт словесный блуд. Исчезли драгоценные черты русской литературы: глубина, серьёзность, простота, непосредственность, благородство, прямота… Испорчен русский язык… утеряно чутьё к ритму и органическим особенностям русской прозаической речи, опошлен стих…»
Актуально.
Вот уж человек переживал… Не о здоровье… Тратился как поэт и гражданин – щедро. Нынче есть такие? Ищу по толстым журналам. Критика елозит по тусовочным пристрастиям авторов. Плохо прикрытые амбиции. Тыкать пальцем не хочу.
Но есть и путная, глубокая, неравнодушная. Примеров много.
Ещё немного о современных «джунглях».
И. Клех. «Октябрь», № 8, 2009.
«…Одним твой очерк покажется легковесным, другим рассказ «стилистически пошловатым», третьи обидятся…, а четвёртым ты просто кость в горле. Остроконкурентная среда, объехать которую чужак сможет только на кривой козе… точно знаю, сладкие мысли о собственном значении – это ведущий к бесплодию тупик. И знаю предположительно, что слава – это ток смертельного напряжения. (…) Его генерируют люди и замыкают на своего… Не влезай – убьет!»
Е. Гришковец. Год жизни.
«…Как войти в литературное пространство – не представляю. Очень страшный мир! Главный мой совет: не посылать свои рукописи издателям или каким-то известным писателям. А если всё же послали, не ждать ответа. Это ожидание может убить и уже убило немало беспечных людей. Есть большая опасность, при попытке стать писателем, превратиться из нормально живущего человека в несчастного, отвергнутого и одинокого. А ещё нужно надеяться на везение».
Пока же упование на везение не лишило процесс вольного сочинительства своей притягательности и в целях укрепиться на дрожащих ногах творческого экстаза, «посетим» ещё один семинар, точнее, «мастер-класс для сценаристов, писателей и не только» – Р. Макки («История на миллион долларов»):
«Зрелый художник никогда не стремится выделиться, а тот, кто обладает мудростью, не предпринимает каких-либо действий только ради обретения известности».
«Хорошая история – это то, что достойно рассказа, который люди хотят услышать. Найти такую историю – ваша основная задача. Всё начинается с таланта. Вы должны от рождения обладать творческими способностями, позволяющими соединять разные ситуации так, как этого никто до вас не делал.
Вам понадобится… ещё… много любви.
Любви к истории…
Любви к драматургии – или увлечённости неожиданностями и откровениями…
Любви к правде – или убеждённости в том, что ложь разрушает художника…
Любви к фантазированию – или удовольствия от возможности отпустить своё воображение в свободный полёт только ради того, чтобы увидеть, к чему это приведет.
Любви к юмору…
Любви к языку…
Любви к безупречности…
Любви к уникальности – или возбуждения от эпатажного поведения…
Любви к прекрасному – или врожденного чувства, позволяющего ценить хорошие литературные произведения, испытывать отвращение к плохим и понимать… разницу между ними.
Любви к самому себе – или силы, которая не позволяет усомниться в том, что вы настоящий писатель.
Но одной лишь любви к хорошим историям… всё-таки недостаточно(курсив мой – Ю.Х.).
Вашей целью должна стать хорошорассказанная хорошаяистория (курсив мой – Ю.Х.)».
Историй много.
Давно просится на бумагу одна из них. О мальчике шести-семи лет. Самостоятельный такой… «Попал в историю…»
Однажды в город приехал цирк. «Луна-парк»: горки, карусели, надувной батут. Звери неопасные в клетках лежат, устали от музыки. Мотоциклист гоняет по вертикальной стенке, не падает...
Я его хорошо представляю, этого пацана в цирке.
Вот он неспешно обходит аттракционы. Задержался у вольеры, покормил чипсами облезлого льва. С руки, как котёнка. Покатался на горках, вопя вместе со всеми от упругого свиста в ушах. Юрко пролез сквозь толпу – пожать руку отчаянному гонщику. Попросил прокатить…
Показав язык горластому зазывале в цирковой униформе, мальчишка вышел из ворот. Оглянулся, прощаясь. С покосившейся, грубо размалеванной арки на него глядела Луна. Грустная, одинокая… Краска на щеках облупилась… Праздник – на её обратной стороне.