— Убей, — прошелестело ветром в ушах.

— Нет.

Сказал вслух, и грязная нищенка, что тянулась за ним от самого моста, нудно клянча подаяние, отпрыгнула.

— Я не буду. Не здесь. Не сейчас. Люди. Время.

— Убей.

— Я не хочу. Это все ты. И только ты. Но еще ведь рано? Рано, конечно. Я знаю. Я…

— Убей.

Прогрохотала карета, заглушая его ответ, и звон подков о мостовую смешался со смехом, которого, правда, не существовало. Пора было уходить.

Дождь давным-давно прекратился. Солнце, разгораясь, топило туманы, и молоко их стекало в грязную воду реки, подкрашивая ее желтым. И каменные крылья Регентского моста тяжко проседали под весом домов, а те глядели на воду узкими окнами и рисовали длинные тени.

Серые, как платье незнакомки.

Корзинка в ее руке была полна, и девушка неторопливым шагом направилась к Байчер-Роуд. Она то и дело останавливалась, словно желая поддразнить его, и когда замерла у очередной витрины — со шляпками и лентами — он тихо заскулил.

Солнце жглось. Он почти уже решился спрятаться, но голос велел:

— Стой.

Пришлось подчиниться.

Но вот девица — жестокосердная! — наконец, изволила поспешить. Теперь каблучки ее туфель звенели весело и бодро, юбка колыхалась, а незабудки на шляпке подпрыгивали, пока вовсе не вывалились из-за ленты.

Он поднял. Мертвые цветы воняли духами. И запах этот был чудесен.

Девушка исчезла в дверях доходного дома, что одним боком выходил на Кассон-стрит, а другим подпирал унылую громадину торгового дома.

— Я вернусь, — пообещал он голосу и, получив согласие, вскинул руку. Извозчик отыскался сразу. Повезло.

До подвала сырость добралась лишь к вечеру, когда кости старого дома, напитавшись дождевой водой, разбухли. Сквозь раскрывшиеся поры вяло сочилась черная жижица, и Фло приходилось то и дело подтирать ее, не позволяя скопиться в лужу.

Как будто у Фло иных занятий не было. Хорошо хоть девка, которую притащили, все еще не прочухалась, а значит лежала тихо и спокойно. А вот вторая наоборот заволновалась, задергала головой и цепью затрясла. Потом вдруг глянула на Фло мутными глазами и четко произнесла:

— Мама…

Фло со вздохом кинула тряпку, вытерла о передник замерзшие руки и подошла к безумной.

— Мама, — повторила та, протягивая сложенные лодочкой ладошки. — Ма-ма…

— Нет.

— Да.

Второе слово удивило больше первого, потому как гляделось сказанным не случайно, но в ответ на фразу Фло. А такого не могло быть.

— Кушать хочешь? Сейчас покушаем.

Девушка прижала голову к левому плечу, открыла рот и задышала часто, по-собачьи. Даже язык розовый вывалила.

Тьфу ты. Сумасшедшая и есть сумасшедшая.

— Д…

— Дать? Чего тебе дать? На вот, — Фло вытащила из кармана передника катушку для ниток и сунула в холодную ладошку. Сама сжала пальцы, заставляя взять нехитрую игрушку, и уже собиралась отойти, когда девушка четко произнесла.

— Дориан.

— Кто, милая?

— Дор-р-риан… Дор-Дор-Дориан!

— Успокойся, милая, все хорошо… — Фло вцепилась в плечи, не позволяя сумасшедшей подняться. — Все хорошо…

Девушка замотала головой, разбрасывая нити вязкой слюны. Затем вдруг выгнулась, а из раскрытого рта вырвался бело-желтый вонючий поток. И разом потеряв силы, сумасшедшая ослабла и растянулась на соломе.

Уж не приболела ли? Нельзя ей болеть. Никак нельзя.

Лоб девушки был холоден и мокр, руки вялы, а пульс на шее едва прощупывался. Фло плеснула в чашку молока, разбавила водой и, зубами открыв склянку с опиумными каплями, отсчитала необходимое количество. Подумав, добавила еще три.

Девушка пила жадно, и уснула быстро. Фло некоторое время сидела, разглядывая собственные руки. Красные. Не от крови — от работы.

А что она могла? Ничего. Долги следует возвращать.

Трава подсыхала. Капли воды стекали по узким листьям злаков, чтобы исчезнуть в паутине корней. Гудели шмели, покидая подтопленные гнезда. Отряхиваясь, распускал желтые метелки кострец и кланялись ветру желтые султаны лисохвоста.

Воздух, прогреваясь, полнился звуками, многие из которых заставляли крысу нервно вздрагивать. Однако она не спешила покидать убежище. И только когда полуденное солнце совсем уж разошлось, вылизав листву досуха, Элджри решился. Вцепившись в веревку, он нырнул в душистое море, и спустя четверть часа вынырнул на другом его берегу.