Шрифт:
— Не стоит волноваться, — уверил Ульрик, наконец, поднимаясь с колен. — Мне доводилось иметь дело и с более эксцентричными особами.
Это он про Дориана. Наверняка про Дориана. Тот был забавным и где-то даже милым. И Ольгу любил, что бы там ни говорили.
Жаль, что вышло столь нелепо.
И вдвойне жаль, что прошлое не изменить.
— Теперь, когда я имел честь увидеть вас воочию и убедиться в том, что вы не только красивы, но и в высшей степени благоразумны… — заложив руки за спину, Ульрик прошел вдоль стены, разглядывая выставленный на полках фарфор. — Я смею потревожить вас просьбой.
— Буду рада помочь.
Оглянулся. Какое странное выражение лица, словно он сейчас борется с собой и оттого нерешителен и даже слаб.
— Возможно, вы слышали, что у моей бабушки, дамы, как вы успеете убедиться, весьма своеобразной, есть воспитанница.
— Эмили. Ваш брат рассказывал о ней. Кажется, он был к ней привязан.
Легкая тень неудовольствия и снова улыбка.
— О да, на мой взгляд даже чересчур.
Какое вольное заявление! Неужели Ульрик настолько ей доверяет?
— О нет, смею заверить, никаких любовных историй! — он притворно рассмеялся, вскидывая руки. — Но Дориан и Эмили вместе росли. Пожалуй, он считал ее сестрой, хотя это, признаться, сущий вздор. Но суть в ином. И бабушка, и Дориан всячески откладывали момент расставания, каковой был бы неизбежен, случись Эмили выйти замуж.
Наверное, ее и вправду любили. А папенька? Он любит Ольгу? Говорит, что любит и желает лучшего. Но отчего тогда любовь эта причиняет столько мук?
— Но теперь, как вы понимаете, ситуация изменилась. И бабушка возжелала вдруг устроить судьбу Эмили. Она отправила бедняжку в Сити… — Ульрик вдруг запнулся, уставившись на собственную тень. И стоял так секунд десять, а отмерев, заговорил быстро и сбивчиво. — Ей нужны подруги. Кто-нибудь, кто будет рядом. Поможет с советом. Выслушает и… и я слышал, что вы отправляли ей приглашение в театр… огромное вам спасибо за заботу! Но будет просто замечательно, если вы познакомитесь с Эмили поближе.
Определенно, Ульрик не просто странный. Он очень странный!
— Буду рада помочь вам.
— Завтра… нет, послезавтра, верно? Послезавтра состоится бал у Баксли. Вы ведь собираетесь его посетить?
— Если только вы не сочтете, что подобное поведение не совсем уместно в сложившихся обстоятельствах…
— Отнюдь! — Ульрик вытащил из кармана бархатную коробочку и, снова бухнувшись на одно колено, протянул Ольге. — Я думаю, что вам обязательно следует появиться у Баксли.
Красная ткань, изящная защелка и совершенно нет желания заглядывать внутрь.
— Возьмите, — велел Ульрик, сам открывая футляр. — Мне будет приятно, если вы примете этот скромный дар…
Не такой и скромный. Подвеска-бабочка с двумя крупными аметистами на крыльях. Камни полыхают лиловым, и в злом их свете меркнут россыпи мелких алмазов.
Но откуда он узнал про платье? Ведь аметисты выбраны не случайно… и бабочка тоже… Конечно, папенька расстарался. Хотел приятное сделать, но снова вышло больно.
Он такой неуклюжий, папенька.
— Вы слишком добры, — прошептала Ольга, принимая подарок. Тотчас захотелось швырнуть его в камин и смотреть, как плавятся, рыдают алмазными слезами, золотые крылья. И как исчезает в алом мареве крохотная корона Хоцвальдов. — Не знаю, могу ли я…
— Вы моя невеста. Мне будет приятно, если вы наденете это на бал. И Эмили… вы ведь не забудете про Эмили, правда? Не оставляйте ее одну. Пожалуйста.
Ульрик поклонился, прижав руки к груди, резко развернулся и вышел. Ольга же еще долго сидела, разглядывая подарок. Бабочка была красива.
Хоцвальд мил.
Вот только никаких приглашений Эмили Спрингфлауэр Ольга не отправляла.
— Глава 30. Где все спешат, а некоторые торопятся
Когда Фло вернулась, девушка уже не спала. Она лежала, раскинув руки, и шумно дышала ртом, хотя и не была простужена. На лбу ее и на шее проступила обильная испарина, а короткая рубашка сбилась, обнажив худые ноги и живот. Рубашку Фло поправила, и подушку под голову сунула — специально ведь волокла.
— Ты… ты не… да… уходи! Уходи! — рот безумной кривился, выпуская пузыри и слова. — Не хочу… пожалуйста… Д-дай!
— Нельзя. Он сказал, что больше нельзя. Его нужно слушаться.
Фло положила ладонь на лоб. Горячий и скользкий. А в груди, если прижаться ухом, хрипит да булькает. И значит, дело худо.
Скорей бы пришел уже. Еще никогда Фло не ждала его с таким нетерпением. Но вот скрипнула дверь, качнулось пламя на колоннах свечей, и сухо застучала трость по камню.