Шрифт:
– Хорошо, Учитель, началось все с того, что я увидел, как след моего оленя перешел след снеги и я подумал, что...
...А в это время, бывший король Гастон сидел у горящего костра и слушал музыку булькающего мясного бульона. Рядом с ним сидели в ожидании ужина молодцы в зеленом и разогревали аппетит недавно добытым пивом, радостно смеясь в предвкушении вкусного обеда. Малыш Рольф колдовал у здорового, шагов в десять в диаметре, казана, что-то туда сыпля и помешивая, напевая какую-то развеселую солдатскую песню, из разряда, пошел в кабак, выпил, да подрался, а проснулся - без кошелька остался. Но король Гастон ничего этого не слышал. Он смотрел на язычки пламени, но не видел его, а видел только картины своего недавнего прошлого, когда он за считанные дни потерял свое королевство...
Глава 8. "Из искры да возгорится пламя!..".
...Учебный класс в большом селе "Искра", что всего в 30 милях к югу от Кронбурга Авалонского был просторным, в нем помещалось в среднем почти триста человек. Это и не удивительно, ведь школа размещалась в здании сельской ратуши, в которой собиралось главы всех домохозяйств села для решения различных местных проблем - сбора урожая, нарезки наделов по семьям, формирования очереди на охоту и рыбалку и так далее. Оно представляло из себя обыкновенный двухэтажный крестьянский дом - прямоугольный, с черепичной крышей, цветными наличниками и печной трубой - только очень большой, во много раз больше обычного дома, да и второго этажа не было, зато по стенам на уровне второго этажа были довольно широкие деревянные галереи, напоминавшие клиросные хоры в храмах Создателя, на которые подымались по специальным лестницам, - это позволяло части присутствующих - тех, для кого не нашлось места внизу - помещаться на галереях и участвовать в совете вместе со всеми. Весь первый этаж был заставлен скамейками, разделенными проходом на две части, а впереди, в восточной части дома, было возвышение для ораторов (председателя совета, королевского герольда, сельского пастыря, местного феодала и других важных лиц). Там были повешены два больших портрета, почти во всю стену - хорошо знакомый всем с детства портрет основателя Содружества короля Роланда Древнего и нынешнего короля - Гастона - во всех королевских регалиях - диадеме с изумрудами, пурпурной мантии, со скипетром и державой в руках. С первого взгляда бросалось колоссальное сходство обоих королей - одинаково иссиня-черные вьющиеся волосы до плеч, серьезный, почти мрачный взгляд черных глаз, сросшиеся на переносице черные брови, тонкий нос с горбинкой, напоминавший орлиный клюв, плотно сжатые губы... Только у короля Роланда было много седых волос и преждевременные морщины избороздили его переносицу, лоб и уголки губ... А наверху каждого портрета - переливающаяся разными цветами надпись волшебными красками на феином языке - Rex Gratia Creatoris - "король милостью Создателя". Деревянные стены были обклеены красными обоями с изображением золотого льва, вставшего на дыбы - герба принцев Кронбургских, ибо село относилось к владениям принцев Кронбургских. А на верху были самовозгарающиеся магические люстры - подарок фей - которые загорались сами при первых признаках темноты и горели разноцветными огоньками, источая при этом приятные запахи душистых цветов или хвои - в зависимости, каким цветом они горели... Но вот уже пару месяцев после оглашения указа нового короля Авалона Гастона все здания сельских ратуш в деревнях переделывались в школы, и в них вели уроки специально присланные учителя...
Как и всегда, в этот день в школе было не протолкнуться. Ведь здание совета было рассчитано только на 300 человек, а здесь без малого было больше пятиста. И это была только первая смена, которая занималась с 8 часов утра до двенадцати дня. Это были мальчики и юноши. Потом, во вторую смену приходили ещё пятьсот - женщины и девушки, которые занимались до четырех вечера. Затем - третья смена - мужчины - до 18 часов. Потом четвертая - оставшиеся мужчины и женщины - до 22 часов. Сначала у них было занятие письмом, потом чтением, потом давались азы истории и географии, биологии и государствоведения, где проходили основы государственного и правового устройства Содружества и Сообщества, принципы Опеки, Порядка и Процветания.
Все лавки были заняты, все хоры тоже - яблоку негде было упасть. Но при этом тишина была идеальная - ещё бы! у столичного учителя ведь были розги...
Лавки были наскоро переделаны в парты, такие же парты были установлены на хорах. Каждому ученику выдали бесплатно набор тетрадей, чернил, перьев, песочниц, учебников - в общем, всего необходимого для учебы.
Сейчас, в первую смену за партами сидели мальчики от 7 до 21 года - года совершеннолетия, который у благородных называется годом "опоясывания мечом". У всех были раскрыты учебники по грамматике, тетради, открыты чернильницы и по белоснежно-белой бумаге скрипели перья. И семилетние юнцы, и двадцатилетние парни, старательно высунув языки, выводили феиными буквами на языке Содружества предложение "Его Величество Гастон Авалонский, король милостью Создателя".
А по возвышенности ходил туда сюда учитель и зорко смотрел на пишущих. Это был высокий человек в длинном черном плаще почти до щиколоток, прямоугольной шляпе с кисточкой и круглыми очками на носу и длинной острой бородкой клинышком. Лицо его было не старым, но оно почему-то всегда имело какое-то кислое выражение, как будто бы его постоянно поили виноградным уксусом или лимонным соком - он был постоянно чем-то недоволен. А огромная толстая линейка в его правой руке, которой он постоянно угрожающе бил по левой - делала его вид особенно ненавистным для всех учеников импровизированной школы. Пожалуй, ненависть к учителю была единственным, что объединяло между собой всех этих совершенно разных ребят - и по возрасту, и по происхождению, ибо рядом сидели и простые крестьяне в желтых курточках, и довольно большой выводок соседского сквайра в красных рубашечках, и детки владельца всех деревенских магазинчиков в оранжевых одеждах... И все с одинаковой ненавистью выводили уже раз пятый одну и ту же надпись "Его Величество, Гастон Авалонский, король милостью Создателя". В самом деле, вместо беззаботных прогулок по лесу, плескания в речке приходится сидеть в душной, битком набитой комнате часами и писать и писать всю эту совершенно ненужную для жизни ахинею...
– Итак, ученики, кто из вас закончил писать диктант?
– наконец, остановился Магистр и строго посмотрел на сидящих учеников и учениц поверх своих круглых очков.
Молчание.
– Я не слышу?
Молчание.
– Хорошо, я буду вызывать по списку.
Магистр взял толстый журнал и наугад ткнул пальцем в имя ученика под номером 275.
– Корвин, сын Айсмута, к доске. Напиши на доске то, что написал у себя в тетради.
Из заднего ряда встал тучный круглолицый и круглощекий крестьянский сын в желтой курточке лет пятнадцати, с лицом, совершенно не обремененным потоком мыслей, но зато вдоль и поперек измазанного чернилами. Он испуганно моргал своими большими рыжими ресницами и не знал, что сказать. По рядам прокатился сдавленный смешок.
– Так, кто смеялся?
– взвизгнул Магистр.
– Кто смеялся, я спрашиваю?
– Ответом было гробовое молчание...
– Ну, смелей, Корвин, выходи к доске и продемонстрируй свое искусство письма, освоенное на сегодняшнем уроке. Быстро!
Корвин, тяжело вздохнув и обреченно покачав головой, собрался с духом и пошел.
– И тетрадь свою захвати! Я посмотрю, что ты написал...
Корвин захватил тетрадь и нарочито медленным шагом, как приговоренный - к эшафоту, пошел к доске...
– Итак, Корвин. Возьми мел и напиши то, что ты написал в тетради. Ну? Что ты стоишь столбом? А?
– Многоуважаемый Магистр, я... я...
– Корвин всхлипнул и понурил голову, густо покраснев.
– Что "я"? А ну-ка, дай-ка мне свою тетрадь...
Но Корвин вдруг отпрянул от учителя, как от змеи и крепко прижал свою тетрадь к груди, как будто бы это был мешок с золотом, а перед ним стоял не учитель, а грабитель какой-то...
Лицо учителя побелело как тетрадная бумага и губы сжались в одну ниточку, он угрожающе стал бить толстой линейкой по своей левой руке...