— Ваше здоровье, коллега! Ваше здоровье, господин Канинхен!

— Проснись же наконец и перестань кричать «Ваше здоровье!» — тормошила меня за плечо мама.

Она стояла надо мной с телефонной трубкой в руке и, пока я протирал глаза, говорила:

— Юлек звонит уже третий раз. Не могу же я ему все время отвечать, что ты принимаешь ванну. В конце концов он услышал, как ты храпишь, и велел разбудить тебя!

Я взял трубку.

— Что нужно, ты?… — Я прикусил язык, чтобы не добавить: «Коллекционер всех несчастий».

— Этой ночью убита вдова. Через четверть часа за тобой придет машина. Приготовься, — сухо сказал НД.

— Как убита? Слушай, Юлек, если ты думаешь, что сегодня первое апреля…

НД прервал меня:

— Я звоню из анатомички. Повторяю: вдову убили. Олесь производит вскрытие. Твой шеф ждет тебя на вилле. Поторапливайся, Глеб!

НД положил трубку… Я вскочил и помчался в ванную под холодный душ.

Через две минуты, одеваясь и прихлебывая кофе, я отвечал на дотошные мамины расспросы.

— Опять там что-то случилось?

— Да, опять.

— И это связано с почтовыми марками?

— Да, связано.

— Ты разузнал что-нибудь в ГДР?

— Да, разузнал.

— Я достала несколько интересных марок. Может, посмотришь?

— Конечно, как только будет время.

— Мне кажется, ты потерял голову! Ведь я видела тебя в разных обстоятельствах…

— Послушай, мама, перестань надоедать и не спрашивай о том, чего я тебе все равно не скажу!

— Я-то думала, ты расскажешь мне о поездке в ГДР, — уже на лестнице донеслись до меня ее слова.

Я сел рядом с водителем служебной машины, и мы помчались по набережной на место преступления.

Я попросил остановить машину, не доезжая до виллы. Полковник в штатском расхаживал перед виллой и сосал погасшую трубку. Его разбудили раньше, чем меня, но его розовые щеки были свежевыбриты, отдохнувшие живые глаза смотрели пытливо.

— Пока дело выглядит так, — поздоровавшись, объяснил он, — около пяти часов утра в районный комиссариат прибежала служанка. Она сообщила дежурному, что вдова умерла, вернее, ее убили. Как говорит служанка, ее разбудил странный храп. Она встала, подошла к комнате хозяйки, приоткрыла дверь и увидела, что хозяйка мертва. Служанку допросишь сам… Осмотр тела, произведенный в присутствии НД, позволяет предполагать применение яда. Вскрытие покажет, что это за яд. Наши сотрудники осматривают квартиру. Твоя задача: допросив служанку, сразу же двинуться по следам Посла… Тебя не обидел тот разговор в кабинете НД? — спросил полковник, садясь в машину.

Нет, никакой обиды я не чувствовал.

Когда я вошел в кабинет, где находилась коллекция, сотрудники лаборатории уже собирались уходить. Они изъяли запасы продуктов, кухонную посуду и утварь, зубную пасту и содержимое домашней аптечки. Сидевший за столом офицер из лаборатории НД подсовывал заплаканной служанке опись изъятых вещей. Она подписывала дрожащей рукой.

— Служанка является наследницей убитых супругов, — сказал мне потихоньку комендант районного комиссариата. — Я нашел завещание. Она утверждает, что не знала о его существовании.

Пришлось ждать, пока подметут пол, застелят кровать, вынесут реквизированные вещи. Было необходимо, чтобы после нашего ухода служанка не оставалась в квартире одна.

— У нее есть какая-то родственница, живет в пригороде, я послал за ней, — успокоил меня комендант. — Хочешь остаться с ней наедине?

Я кивнул.

Сидя в кресле, я курил, ожидая, когда сотрудники лаборатории уйдут. Наконец двери за ними закрылись.

Минуту спустя служанка вошла в комнату. Увидев меня, она смутилась и остановилась как вкопанная.

— Мне надо поговорить с вами. Присядьте, пожалуйста, — сухо сказал я.

О том, что рано или поздно нужно будет допросить служанку, я думал еще перед поездкой в ГДР. Однако я не ожидал, что наш первый разговор состоится при таких обстоятельствах.

Она села за стол в кресло покойного хозяина. В эту минуту движениями и манерой держаться она очень напоминала… вдову!

— Вы были в каком-то родстве с убитыми? — начал я.

— Да. Я хозяину дальняя родственница.