— Что еще за чертовы гничии?

— Ни хрена себе... Так ты чего говоришь, в твоем этом самом месте... У вас их нету, что ль?

— Мадж, у нас нет многого, к чему вы здесь привыкли.

— А я-то думал... — Выдр пожал плечами. — Гничии, они всегда вокруг нас и повсюду. Просто иногда их лучше видно или хуже не видно... не знаю, как точнее сказать. Их чаще миллионы и миллионы.

— Ты сказал, миллионы? А почему мне хотя бы одного увидеть не удается?

Мадж воздел лапы к небу.

— Хорош вопросец, а? Не знаю. И никто не знает. Держу пари — даже Клотагорб. А чего... чего они там из себя представляют — так это еще одна тайна. Самое лучшее описание, которое мне удалось услышать, так это они то, что видишь, когда повернул голову и ничего не увидел, хотя знал, что там чтой-то есть. Гничии — это то, что, казалось, увидел уже уголком глаза, ан нет — повернул, и исчезло. Ваще — почти-были, едва-ли-есть, то-ли-были-то-ли-не-были. Они Всегда с нами, и их всегда нет.

Джон-Том задумчиво откинулся в седле, сопротивляясь желанию поглядеть направо или налево.

— Может, они и у нас есть. Только здесь они чуть более видимы, даже более материальны, чем у нас. — Он подумал, не кишит ли весь университет миллионами гничиев. Это помогло бы объяснить многие факты. — А откуда ты знаешь, что они реальны, раз их невозможно увидеть?

— Конечно, реальны, чувак, или тебе котелок другое говорит? Сам ведь видишь. Просто ум они могут еще одурачить, а глаза — не совсем удается. Тока что мне до них? У меня хлопоты другие — простые, значит, так вот. А для тех, кто ими интересуется, иметь дело с гничиями — одно наказание. Они магии не чувствуют. Не было такого волшебника, что сумел бы остановить гни-чия и посмотреть, что это такое. И Клотагорб не может, и Квуел-нор... Даже легендарный Насаделма не умел этого. Тока они безвредные, я еще не слышал, чтоб кому от них худо было.

— А ты откуда знаешь? — удивился Джон-Том. — Их ведь даже не видно.

— Угу, не видно... Тока покойничков возле них тоже не видно.

— У меня от них мурашки по коже бегут. — Джон-Том пытался не смотреть вокруг, что стоило ему все больших и больших усилий. Одно дело знать, что видишь такое, чего нет на самом деле, другое — понимать, что вокруг тебя с неизвестными целями в воздухе роятся миллионы и миллионы существ неизвестного вида.

— А почему они возле меня трутся?

— Кто знает, приятель. Тока слыхал я... Словом, они, гни-чии-то, к тем льнут, кто встревожен или нервничает. Ну и к вам еще, чудотворцам. Стало быть, ты годишься сразу с двух сторон. А раньше ты ничего не замечал возле себя, когда бывал в таком вот настроении?

— Замечал. Когда нервничаешь, всегда что-нибудь не то кажется.

— Они не кажутся, — поправил Мадж. — Они всегда вьются возле тебя. И они тут ни при чем. Просто тянет их к такому... Чувствам твоим и ощущениям, потому что они у тебя не от этого мира.

— Ну и ладно, только я хочу, чтобы они убирались. — Джон-Том обернулся и закричал: — Подите отсюда, убирайтесь! Немедленно! — И замахал руками, словно отгоняя стаю мух. — Вредные вы или безвредные, нечего вам около меня делать. Не раздражайте меня!

— Так не пойдет, Джон-Том, — проговорила Талея, оборачиваясь назад в своем седле. — Чем больше будешь злиться, тем больше гничиев будет к тебе липнуть.

Юноша настойчиво махал руками.

— Неужели же я ни одного не зацеплю? Для этого ж их и видеть не надо. Если там и впрямь что-то есть — я рано или поздно попаду хоть по одному.

Мадж вздохнул.

Вот послушаешь тебя, парнишка, так вечно кажется, что на канат жизни тебя вытолкнули, а вот балансиром снабдить позабыли- Раз гничии слишком быстры даже для твоего взгляда, как можно надеяться, что они подвернутся под твои ленивые руки? С ихней точки зрения, мы тут в чану с патокой плаваем. А может, и не движемся вовсе, так, просто как часть пейзажа. Разве тока чувства всякие излучаем... или что там их к нам привлекает. Лучше поблагодари знак, под которым рожден, за то, что они безвредны.

— Не верю я в астрологию. — Наверно, пора было направить разговор в другое русло. Беседа о гничиях становилась бесполезной.

— А кто тут об ей говорил? — Выдр удивленно поглядел на юношу. — Что до меня самого, так я родился под знаком сапожника в береговой общине Мчикаменья. А ты?

— Не знаю... А, вот что, наверное, я рожден под знаком генерального клерка графства Лос-Анджелес. Значит, из военных будешь?

— Не совсем, — рассеянно отвечал Джон-Том, ощутив определенное утомление от всех экспериментов со своими вновь обнаруженными способностями, не говоря уже о миллионах не вполне физических существ, находящих его привлекательным. Чтобы отделаться от них, нужно не волноваться, лучше успокоиться... Вообще, стать здесь своим. Он еще мог заставить себя успокоиться и не паниковать, но как быть с последним пунктом?

Он провел беспокойную ночь. Мадж и Талея безмятежно спали, лишь раз послышался удар кулаком по мохнатому телу, а затем раздалось недовольное ворчание.

Джон-Том уснуть не мог, как ни старался. Не думать о присутствии гничиев можно было с тем же успехом, что и не произносить определенного слова. В итоге получалось, что ни о чем другом, кроме этого слова — в данном случае то были гничии, — ты думать не можешь.

Он впивался глазами во тьму, замечал только движение крошечных, едва светящихся искорок, что исчезали в ночи, избегая его взгляда. Но мозг требует своего, и постепенно глаза Джон-Тома устали, как утомилось и все его тело, и он уснул под воркование гигантских ползучих папоротников, ночных летуний-рептилий и под громкий хор водяных клопов, ухитрившихся в своем пруду изобразить нечто, весьма напоминающее шествие из сюиты Прокофьева к «Подпоручику Киже».