Я снова взглянул на монету.

— Профессор… забросьте меня на неделю назад.

— Об этом не может быть и речи, — сердито взглянув на меня, ответил он.

— Почему? Разве ваша установка не работает с людьми?

— Что? Конечно, она может работать и с людьми.

— Тогда почему бы не попробовать? Я не из трусливых. Только подумайте, как замечательно будет напечатать это в книге… если я напишу на основе собственного опыта, что установка перемещения во времени Твишела действует.

— Вы и так можете писать на основе собственного опыта. Вы только что видели сами.

— Да, — нехотя согласился я. — Но мне могут не поверить. Этот случай с монетами… Я-то видел и верю. Но кто-нибудь из читателей может подумать, что я простофиля, которого вы надули с помощью простого фокуса.

— Какого черта, сэр?

— Вот так и они могут сказать. Читателей невозможно будет убедить, что я описываю то, что видел своими глазами. Но если бы вы отправили меня всего на неделю назад, то я смог бы написать на основе собственного опыта, как…

— Садитесь. Послушайте, что я вам скажу. — Он уселся, но для меня стула не нашлось, а он, похоже, даже не заметил этого. — Я проводил опыты с людьми, давным-давно. Именно поэтому я и не намерен их когда-нибудь повторять.

— Почему? Они погибли?

— Что? Не говорите ерунды. — Он сердито взглянул на меня и добавил: — Это не для книги.

— Как скажете, сэр.

— Серия предварительных опытов показала, что темпоральное перемещение не причиняет живым существам никакого вреда. Я доверился одному из коллег, молодому человеку — он преподавал рисование и другие предметы в архитектурном колледже. Он, конечно, был больше инженер-практик, чем ученый, но мне он нравился: у него был живой ум. Так вот, этот молодой человек — думаю, вреда не будет, если я назову вам его имя: Леонард Винсент, — горел желанием попробовать… попробовать всерьез. Он хотел подвергнуться перемещению на большое расстояние — пятьсот лет. И я не устоял — и позволил ему.

— И что случилось потом?

— Откуда я могу знать? Пятьсот лет — я просто не доживу, чтобы узнать…

— Так вы думаете, что он переместился в будущее?

— Или прошлое. Он мог оказаться и в пятнадцатом веке, и в двадцать четвертом. Возможности совершенно равные. Здесь нет определенности — соотношения возможностей симметричны… Иногда я думаю… нет, нет, случайное сходство имен.

Я не стал спрашивать, что он имел в виду, так как внезапно тоже увидел сходство двух имен, и волосы у меня встали дыбом. Но я тут же постарался об этом забыть: у меня хватало своих заморочек. Кроме того, случайное сходство и есть случайное сходство: не мог же человек добраться до Италии из Колорадо — по крайней мере, в пятнадцатом столетии.

— Но я принял решение больше не поддаваться на уговоры. Это не наука, если нет результатов опыта, хорошо, если он попал в будущее. Но если он переместился в прошлое… тогда вполне вероятно, что я послал своего друга на верную смерть к варварам. Или на съедение к диким зверям.

Или, что более вероятно, подумал я, он стал Великим Белым Богом, но высказывать свою мысль не стал.

— Но меня-то не потребуется перемещать так далеко.

— Если вы не возражаете, сэр, давайте не будем больше об этом.

— Как вам угодно, профессор. — Но отступиться так просто я не мог. — Гм, могу я кое-что предположить?

— Что? Высказывайтесь.

— Можно получить похожие результаты, если провести репетицию?

— Что вы имеете в виду?

— Полный прогон, но вхолостую, а все подготавливается в точности так, как если бы вы намеревались переместить живое существо. Я сыграю роль живого существа. Мы все сделаем один к одному до того момента, когда вам следовало бы нажать вон ту кнопку. Тогда я разберусь в деталях… а пока мне не все ясно.

Твишел поворчал немного, но чувствовалось, что он сам не прочь похвастаться своей игрушкой. Он взвесил меня, потом подобрал несколько металлических болванок в точном соответствии с моей массой, то есть на сто семьдесят фунтов.

— На этих самых весах я взвешивал и бедного Винсента.

Мы вместе перенесли болванки на край платформы.

— Какой временной промежуток мы установим? — деловито спросил он. — Вы же у нас режиссер-постановщик.

— Вы говорили, что на вашей аппаратуре можно установить время довольно точно?

— Да, сэр, именно так я и сказал. А вы сомневаетесь?

— Нет, нет. Так, дайте подумать. Сегодня у нас двадцать четвертое мая… А что, если на шкале установить, скажем, тридцать один год, три недели, один день, тринадцать минут и двадцать шесть секунд?

— Неудачная шутка, сэр. Когда я говорил «точно», я имел в виду «с точностью до одной стотысячной». У меня нет возможности заниматься установкой требуемой вами точности — одной девятисотмиллионной.

— Вот-вот, теперь понимаю, профессор, насколько важна для меня наша репетиция, — я ведь так мало знаю обо всем этом. Ну, предположим, просто тридцать один год и три недели. Не очень утонченно?