– Точно!
– обрадовалась Хиля, оправляясь от изумления.
– Ты просто записал наш разговор!

– Ладно, - Зиманский улыбнулся.
– Если мне до сих пор не удалось вас как следует удивить, то сейчас, я думаю, удастся, - он выбрал из кучи прозрачную "кассету" и сунул ее в "приемник".
– Сейчас-сейчас!..

...Вначале раздались быстрые и четкие барабанные удары, слишком быстрые для моего слуха, и я, должно быть, даже поморщился. Потом заиграла музыка, и в мозгу у меня взорвалась бомба.

Я увидел лицо Хили, бледное, искаженное тошнотворным чувством испуганного узнавания, чувством, которое испытывал и я, потому что на фоне барабанного боя вдруг со страшной скоростью заиграл наш государственный гимн!.. Гимн, под звуки которого нам повязывали красные галстуки, гимн, который выпустил нас в новую, семейную жизнь, гимн, торжественно гремящий над страной каждое утро, поднимая народ на работу!.. Он был искажен, изуродован, но узнаваем, и это было не просто страшно или обидно - это было ж у т к о...

Новую волну страха и отвращения вызвал гнусавый мужской голос, который неожиданно запел, но мы не поняли ни одного слова, совсем ни одного, потому что пел он на неизвестном нам и, наверное, вовсе не существующем языке. Словно обезьяна схватила микрофон и принялась передразнивать и коверкать нашу святыню, и даже мелодичные женские голоса, подхватившие мелодию, не изменили впечатления - я больше не мог это слышать.

– Выключи, выключи сейчас же!..
– это закричала Хиля. Зажав ладонями уши, она вскочила из-за стола, отбежала на несколько шагов, остановилась и умоляюще протянула руки.
– Егор, будь человеком, прекрати издеваться!.. Тебе-то наплевать, но это... это же...

Зиманский быстро ткнул кнопку. Музыка оборвалась. Я сидел, оглушенный, с горящими щеками, с целой бурей чувств, застрявших на выходе.

– Ужасно, - Хиля вернулась за стол, бледная, губы у нее вздрагивали.
– Ты должен немедленно отнести эту запись в Моральный отдел, пусть разберутся, какой сволочи пришло в голову...

– Де-точ-ка!
– Зиманский покачал головой.
– Поверь мне: эта "сволочь" и не догадывалась, что делает. Музыку написал очень талантливый композитор, и он понятия не имел, что почти в точности повторяет ваш государственный гимн. Честное слово.

– Да как можно такого не знать!
– закричала Хиля.
– Он с Луны свалился?

– Нет. Просто он - иностранец, швед. И песня написана на английском языке. Кстати, во всем мире она очень популярна - во всяком случае, была какое-то время...
– Зиманский выглядел расстроенным.
– Простите, ребята. И его, и меня.

Я все еще не мог ничего сказать.

– Какой еще швед?
– нахмурилась моя жена.
– Где он живет?

– В Англии, по-моему.

– А где эта Англия?

– Сравнительно недалеко. Можно долететь на "Ладье", если хватит горючего. Но "Ладья" туда не летает.

Хиля совсем помрачнела:

– Это там... где ты говорил? В другом мире?

– Да, - Зиманский вздохнул.
– Там все по-другому.

– Но в школе...

– Школа!..
– он засмеялся.
– Поистине удивительное место. Я был в одной школе, заходил в первый класс. Сидят милые фабричные детишки и слушают учительницу, которая на полном серьезе рассказывает им о плоской Земле, покоящейся на трех китах...

– Ничего такого в школе не говорится!
– у меня прорезался голос.

– Ну, это так, метафора, что ли... На самом деле, конечно, она рассказывала о чем-то другом, но общий смысл был именно такой: центр Вселенной - это наша страна, а за ее пределами дикари живут на деревьях, питаются финиками и пляшут вокруг костра...
– Зиманский двумя руками с силой потер лицо.
– Как я устал!.. Как давит на меня эта необходимость ничего не говорить, ничего не делать, ни во что не вмешиваться! Сижу десять лет, как собака в будке, лаять - лаю, а укусить не могу... Вам хорошо, будь ваша Земля хоть плоская, хоть квадратная, хоть вообще в виде цветочка. Вы удивительные, вы - другие, вы - вообще какое-то чудо. А я - Алиса в стране чудес...

Мы молчали. Я совершенно ничего не понял, а вот Хиля, похоже, поняла, и это здорово испортило ей настроение.

– А я ведь хороший парень, - неожиданно сказал Зиманский.
– Я вас обоих люблю. У меня, кроме вас, никого нет.

– Да успокойся, - Хиля потрепала его по руке.
– Мы же не отказываемся от тебя, только не включай больше эту гадость. Включи лучше опять "классику", прекрасная ведь музыка! И выпьем еще чаю. Вон, темнеет на улице, дождь будет... Останешься у нас ночевать?