– Спасибо, - Хиля засмеялась, положила книгу на место, шагнула в сторону, но была поймана за локоть Зиманским.

– Почему же?
– весело сказал он, беря справочник со столика и вручая его моей жене.
– Вы ведь хотели купить. Разве нет? Никогда не надо отказывать себе в том, что хочется, только из-за возможного непонимания других.

– Я не интересуюсь тыквами, - попыталась сопротивляться Хиля, но книгу все-таки взяла и взвесила ее на ладони, как кусок колбасы.
– Ну, вообще-то занятно. У меня мысль была - на балконе вырастить.

– Видите? От меня не скроешь... У нас не так много свободы, чтобы еще и самим себе рамки устанавливать.

Хиля удивленно обернулась с деньгами в руке. Торговка тоже вскинулась, словно ее позвали, но не рискнула ничего спросить.

– Тут недалеко, - Зиманский уже подталкивал меня к спуску с платформы, - минут пятнадцать. Нам бы к началу не опоздать, очень ждать не хочется.

Поселок Ваксино виделся со станции весь: маленький, плотно сбитый, сплошь двухэтажный, с торчащей над крышами толстой трубой комбината. Когда-то, лет пять назад, мы с Хилей бродили здесь скучным ноябрьским днем среди облетевших кленов и тлеющих по обочинам костров, но запомнилась мне лишь труба - в остальном поселок был совершенно безлик. Кажется, тогда я сильно простудился и неделю отлеживался дома, а может, все это случилось и в другой раз.

– О чем это вы говорили?
– я глянул на увлеченную справочником Хилю, которая шагала чуть впереди нас по разбитой асфальтовой дорожке.
– О какой еще свободе?

Зиманский шел рядом со мной широкой походкой человека, привыкшего много и быстро ходить, не уставая. Строгий костюм, очки и портфель немного скрашивали это впечатление, но все равно с первого взгляда было заметно, что новый мой знакомый всю жизнь таскал тяжести, возился с механизмами, носился по огромным прокопченным цехам и сидел после смены в фабричном или заводском клубе за домино с такими же работягами.

Я не Хиля, у меня против "неблагополучных" предубеждения нет, но все же я считаю, что каждый должен быть на своем месте. А Зиманский выглядел так, словно хорошую розыскную собаку вдруг схватили, отмыли, подстригли и заставили выступать в цирке. Наблюдая за ним, я не мог отделаться от ощущения, что ему и самому-то не очень сладко в роли инспектора Управления Статистики, хотя справлялся он с ней неплохо. Вот только стрижку мог бы сделать и покороче - более мужскую, что ли.

– Свобода?
– сказал он, помахивая портфелем.
– А что я такого сказал?

– Ну, это так прозвучало, словно вас угнетает кто-то.

– Да ну, бросьте, - он поморщился.
– Можно подумать, вы сами ничего такого не чувствуете. Кстати, может быть, на "ты" перейдем? Странно как-то. Вам лет... двадцать, наверное?

– Девятнадцать.

– Ну, тем более. Вы, конечно, юноша серьезный, но я все-таки намного старше. Договорились? На "ты"?

– Ладно.

Хиля, зачитавшись, ушла довольно далеко вперед. Я смотрел на ее быстро мелькающие загорелые ноги, в который раз с удивлением и удовольствием сознавая, что она - моя жена, самая настоящая, законная, вписанная черными чернилами в мою социальную карточку, и никто не в силах вычеркнуть ее оттуда.

– Не рано ты женился?
– Зиманский, понизив голос, чуть подтолкнул меня локтем.
– Да она ведь и старше тебя, нет?

– На год, - я пожал плечами.
– Только не думаю, что это важно.

– Как сказать...
– он выразительно посмотрел на меня.
– Если даже сейчас это заметно, что будет лет через десять?

– Послушай, Зиманский, я понять не могу, что ты к Хиле цепляешься? Тебе не нравятся женщины вообще или только моя жена?

– Не нравятся?! Да кто сказал?.. Девушка как девушка, не в моем вкусе, конечно, но вполне сойдет. Не надо так в штыки все воспринимать... Так вот, о свободе, раз уж ты спросил. Тебе не приходило в голову, что в этом-то вопросе, в семейном, у вас никакой свободы и нет?

Я почувствовал укол удивления, услышав, как он говорит вот это - "у вас". Может быть, первый укол. Никогда и никто из моих знакомых даже на словах не отделял себя от остальных.

– У нас?
– переспросил я.
– В смысле, у меня и у Хили?

– Да, и не только. У всех. Я тут год назад с одной познакомился на улице, она в клуб шла, а я уж не помню, что там делал. Ну, прошлись, поговорили, все такое. Неделю так ходили и разговаривали. А потом я ее домой к себе пригласил. Посидели, чаю попили...
– Зиманский неловко усмехнулся, умолк было, но, увидев, что я жду продолжения, сказал: - Ну, предложил я ей - сам знаешь, что. А она мне заявляет: "Нет, я тебя как следует не знаю, да и вообще - мне замуж рано". Я ей говорю: "Да кто тебе предлагает замуж? Поиграем и разбежимся". А она... ну, глянула так, как на идиота, Моральный кодекс с полки взяла, в руки мне вложила и пошла. Я понять не могу, почему тут ничего нельзя сделать просто так? Только с последствиями?

Мне стало смешно. На меня смотрел взрослый мужчина, ни разу, наверное, не читавший этот самый Моральный кодекс, и я не знал, что ему ответить. Лекцию прочесть? Обидится. А в двух словах все это не расскажешь, потому что такие вещи надо не только знать, но и понимать.

– Извини, Зиманский, - я справился с желанием расхохотаться и сделал максимально серьезное лицо, - но она была совершенно права. Или ты меня разыгрываешь?

– Да в чем разыгрываю?! Думаешь, она одна такая? Все, все бабы у вас со странностями.