К тому же не забудем, что значительную часть вооружений своим армиям Колчак, Деникин, Юденич, Миллер не бесплатно получали у Антанты, а покупали, расплачиваясь золотым запасом России, хлебом и обещаниями отдать кредиты после победы над Лениным. Только за эти последние английские танки, броневики и самолеты Врангель отгрузил из Крыма западным союзникам многие тонны пшеницы, да еще переводил в западные банки остатки валютных запасов белых. В 1919 году перед походом Северо-Западной Добровольческой армии белых на красный Петроград ее командующий генерал Юденич тоже получил от Англии целых шесть танков, а также более полусотни артиллерийских орудий и больше ста пулеметов «Льюис». И все это не бесплатно, из переданных ему из Сибири от Колчака валютных запасов России Юденич до получения оружия оплатил за него крупную сумму на счета коммерческих банков в Швеции. Колчак же в 1919 году заплатил западным союзникам за новенькие пулеметы систем «Кольт» и «Льюис», а получил допотопные и неповоротливые французские «Сент-Этьены» на подставках-треногах, при начавшемся отступлении армии Колчака белые солдаты эту обузу побросали в снега на своем скорбном пути к Байкалу. В целом и эта помощь с вооружением белым армиям от ее заграничных союзников в Советском Союзе здорово преувеличена, как и масштаб операций интервентов на фронтах нашей Гражданской войны.

Фактически уже Парижская конференция стран Антанты 1919 года поставила крест на возможной интервенции и полноценной поддержке русских белых хотя бы оружием и техникой. В Париже руководители стран Антанты (Англия и Япония с оговорками в пользу белых, остальные решительно) примиряются с существованием в Москве режима большевиков Ленина, объявив о своем «невмешательстве» в российские дела. В Париже правительства стран Антанты предали оставшихся им верными в эти тяжелые годы русских белогвардейцев, отказавшись допустить на конференцию делегацию от омского правительства Колчака, и само колчаковское правительство они не признали. Зато затем они решили уравнять красных и белых из России, усадив их здесь под своим патронажем за стол переговоров. Главные ленинские дипломаты Чичерин и Литвинов даже торговались об этом, оговаривая свое участие в мирных переговорах в Париже различными уступками Запада и признанием ленинского Совнаркома как законного российского правительства. Узнав об этой идее, уже представители Колчака наотрез отказались садиться с красными за стол переговоров.

С этого времени от Антанты постоянно идут предложения посредничества на переговорах между режимами Ленина и Колчака где-то на турецких островах Мраморного моря, начало которых красная Москва оговаривает новыми уступками Запада, а Колчак с Деникиным однозначно отвечают: «Ни за что, со зверьем переговоров не будет!» Когда белая армия Врангеля уже истекала кровью в Крыму в 1920 году, англичан и французов белые умоляли для их спасения ввести в Черное море флот хотя бы просто для разделения враждующих сторон, как это сейчас делают «миротворческие силы» ООН. Но Лондон и Париж все время только грозили из-за моря пальцем советской Москве, а их советники опять настойчиво предлагали барону Врангелю начать с Советами мирные переговоры, пока не поздно. На прямой вопрос Врангеля, о чем ему вести переговоры с теми, кого он считает сатаной на Земле, ему в лоб сказали: «Об условиях бескровной сдачи и достойного ухода из Крыма». После этого Врангель перестал с такими «советниками» советоваться вообще. Барон Врангель уже понял, что конец его Крыма и белого лагеря в целом на юге России неминуем. И он твердил своим генералам, что нужно драться, пока возможно, чтобы еще хоть день в Крыму существовала другая Россия, без военного коммунизма и ленинских «чрезвычаек».

И сами западные советники были разными. Если главный британский советник при штабе Колчака в Омске генерал Нокс действительно пытался помочь, а затем искренне переживал разгром колчаковского движения, то главный в Омске от французов генерал Жанен Белому делу помог мало. А в начале 1920 года Жанен оказался одним из главных виновников позорной сдачи адмирала Колчака в руки красных и бегства с фронта Чехословацкого легиона. Среди интервентов были люди, искренне желавшие русским белым помочь. Такие, как собравший англо-русский легион добровольцев в Мурманске английский капитан Дайер, поведший его на фронт против красных и там убитый в бою. Пусть Дайер был больше авантюристом, персонажем из романов Джека Лондона, но он был смелым и честным авантюристом, не желавшим сидеть в тылу у сражающихся белых. И другие смелые авантюристы среди «союзников» тогда встречались, как встречались и искренне решившие сражаться на стороне белых без указания о том своих правительств. Такие, как британский морской офицер Мюррей, по своему почину начавший создавать у Колчака из боевых судов Камскую флотилию. Такие, как самовольно, без приказа своего командования, садившиеся у Деникина в кабины аэропланов и вылетавшие бомбить красные позиции английские офицеры, как шедшие на фронт с русскими в командах «охотников» безвестные австралийские стрелки. Как лейтенант Майнтефель из германского добровольческого Ландвера в Латвии, который при штурме Риги в первой команде ворвался в занятый еще красными город, чтобы успеть спасти от расстрела ЧК при отходе заключенных Рижской тюрьмы, при этом сам храбрый пруссак был сражен наповал у тюрьмы пулей одной из женщин-чекисток. Как некоторые офицеры японской императорской армии, добровольно вызывающиеся с белыми на антипартизанские операции на Дальнем Востоке в силу веры в самурайский кодекс чести бойца. Но далеко не все главные командиры интервентных частей были столь искренни в желании помогать людям, называемым ими же союзниками. В любом случае с начала 1920 года белые остались вообще без этой военной поддержки, один на один с пятимиллионной Красной армией.

То же касается и работы военных контрразведок этих интервентных армий против большевистского подполья или действий ВЧК. И японские контрразведчики на Дальнем Востоке, и англичане при штабе Колчака в Омске, и французы в занятой деникинцами Одессе, и чехословаки в Сибири, и немцы в Киеве при гетмане – все в войне спецслужб были скорее рядом с белыми контрразведками и играли вспомогательную роль.

Действия английской разведки в Северной области ограничились консультациями белой контрразведки генерала Миллера, джеймсы бонды даже борьбой с красным подпольем в Мурманске особенно не занимались. Их союзническая помощь в тайной войне ограничилась созданием по соглашению русского генерала Миллера с английским коллегой Айронсайдом некоего «Англо-славянского легиона» под общим командованием. Руководить контрразведкой в нем англичане назначили буквально против его воли царского офицера из русских Викентия Петрова. Он бежал в Мурманск от красных, но и за белых воевать не хотел и просил англичан отпустить его в эмиграцию в Европу, но перешедшим из советской части России в Северную область офицерам не разрешали ни уехать за границу, ни вернуться на советскую территорию, вынуждая их вступать в белую армию Миллера. От такой самодеятельной контрразведки, понятно, толку было немного, как и от самого разложившегося еще до отправки на фронт «Англо-славянского легиона», набранного из английских искателей приключений и русских дезертиров напополам с плененными ранее красноармейцами. Сам контрразведчик поневоле Петров при первой же возможности сбежал в Архангельск, уже занятый красными, выдав ЧК планы наступления белых на город и списки белой агентуры в Архангельске. Хотя из-за подозрительности чекистов многократного перебежчика Петрова все равно арестовали и отправили в Москву в камеру Таганской тюрьмы как белого и английского шпиона, выпустив на свободу только с окончанием Гражданской войны. Но сам факт назначения такого человека главой контрразведки легиона именно с подачи англичан многое говорит об уровне серьезности противостояния разведок интервентов советской ЧК.

Из иностранных контрразведок нашей Гражданской войны особенно любят обвинять в жестокостях польскую, поскольку в 1920 году Польша действительно серьезно воевала с Советской Россией, в отличие от этих часто формальных интервентов, недолго постоявших своими гарнизонами по окраинам России, не оказавших заметной помощи белой армии и вскоре уплывших домой за моря. Советско-польский фронт, катившийся в 1920 году сначала польской волной к Киеву, затем советским контрударом через Буг под стены самой Варшавы, а после известного «Чуда на Висле» в августе опять загнавший разгромленную Красную армию за Буг, действительно отличался жестокими боями, как следствие того и жестокое отношение к пленным с обеих сторон. Польская контрразведка режима Пилсудского (Дефензива) действительно не церемонилась с пленными красноармейцами, особенно комиссарами или чекистами, и после окружения армии Тухачевского в битве под Варшавой польский плен для многих бойцов РККА оказался ужасен, и не все из него возвратились домой живыми.

Но когда об этом много и подробно пишут, то часто забывают сопоставить масштаб жестокости молодых польских спецслужб и их столь же молодой ровесницы ВЧК. В 20 – 30-х годах в СССР вышло достаточно книг о советско-польских боевых действиях 1920 года, где напирали на жестокости поляков по отношению к пленным красноармейцам и к подпольщикам на занятых Польшей украинских и белорусских землях. Например, красными военачальниками Н. Какуриным и В. Мельниковым, перешедшими на службу в Красную армию царскими офицерами и позднее ликвидированными Сталиным в годы Большого террора, написан к 1930 году объемный и обобщающий труд «Война с белополяками». Это очень интересное чтение, сейчас эта книга переиздана, и в ней, в частности, при обилии фамилий военачальников РККА на многих страницах действуют анонимные «Председатель РВС» и «Главком» – дабы лишний раз не поминать уже фамилии Троцкого и Каменева. И в книге постоянные ссылки на жестокость польских контрразведчиков и коварство их разведчиков противопоставлены упоминаниям о гуманном отношении к пленным полякам в плену у Красной армии. Приведен даже приказ РВС о том, что в связи с «клеветой польской буржуазной печати» о жестокостях красных против пленных поляков нужно обуздывать свою революционную страсть и относиться к пленным гуманнее, особенно в отношении простых солдат из польских рабочих и крестьян, – даже призыв к гуманизму по-советски был обрамлен в классово-сословные рамки. Хотя сам этот приказ появился именно из-за большого количества таких «эксцессов», ставших известных полякам, о которых они и «клеветали» в своих газетах. Как целый уланский полк поляков, который в окружении Красной армии трижды складывал оружие после обещания всем сохранить жизнь и трижды вновь хватал оружие, когда их красные вероломно начинали без разбора на «офицеров» и «трудящихся» рубить шашками.

Хотя спрятать здесь что-то трудно, раз даже в изданной в довоенном Советском Союзе «Конармии» Исаака Бабеля о таких «эксцессах» при наступлении армии Буденного на Польшу упоминается, что уж говорить об официальных документах польской стороны о зверствах ЧК в польском походе. Чего стоит один указ ленинского правительства, что все попавшие в плен к красным польские офицеры объявляются заложниками за польских коммунистов с угрозой их расстрела – это было еще за два десятка лет до известной бойни пленных поляков в Катынском лесу. Это тоже все сейчас опубликовано, и при сопоставлении виден масштаб обоюдной жестокости – обе стороны здесь не стеснялись в методах и не церемонились с пленными.