п. Осинники. 31 марта, суббота, вечер-ночь

Артём Панин, штатный гранатометчик Зиятуллинской роты, низкорослый, белоголовый крепыш, едва отслуживший срочную и только-только вернувшийся с «первоначалки»[142] в Расторгуевском учебном центре, принимая назад «шайтан-трубу» лишь восхищенно цокает языком.

– Ну, ты и силен!

– Ерунда, – отмахиваюсь я, – Это еще что. Бывают и куда серьезнее спецы: когда я сам «срочку» трубил, был у нас в роте гранатометчик Вова Гарин. Вот его так и прозвали: «Инженер Гарин с его гиперболоидом». Он, паразит, однажды умудрился так тандемный куммулятив в старый БТР на мишенном поле засандалить, что у того башня отлетела. Заметь, у давно выгоревшего дотла железного «гроба на колесах», вернее, уже даже без колес. В котором уже взрываться-то нечему было. А он так красиво влепил – башня набок и съехала. Что главное – аккурат перед генеральской проверкой, накануне. Начальник стрельбища так орал: мы думали – инсульт беднягу разобьет или инфаркт хватит. Не, обошлось. Пришлось только всем скопом башню на место ставить и на прихватки приваривать. Понятное дело – получилось кое-как, но там было не до жиру, лишь бы держалась. Зато на следующий день генерала повеселили: Вова опять свой «гиперболоид» расчехлил и снова тому же «бэтру» башню снёс, но на этот раз уже с разрешения. Вот это мастер был, а я – так, по верхам нахватался…[143]

– Ну, может и так, – недоверчиво пожимает плечами Артём. – Но я и так, как ты – не смог бы.

– Подучишься – сможешь, – уверенно рублю ладонью воздух я. – Нет там ничего сложного – тренировка и еще раз тренировка, вот и все.

Махнув рукой Сереге, руководящему сбором трофеев, мол, дальше вы тут уж как-нибудь сами, а у меня своих дел – аж по самый кадык, объявил своим по рации общий сбор возле УАЗа, запрятанного за ближайшей к автобусной остановке кирпичной двухэтажной «хрущёбой». После чего и сам двинул к нему неспешной рысцой. Солоха мне, понятное дело, опять попеняет за то, что по разбитым джипам пошарить не дал, но нам командир своих задач нарезал, которые тоже выполнять нужно. Кстати, о командире… Доложить бы нужно…

– Вот я так и знал, Грошев, что ты анархист и приказы руководства тебе вообще побоку, – гудит Львов своим густым басом в трубку «Иридиума». – Тебе что приказано было? Сначала – в Ашукино, а уже потом – в гости к папе с мамой. А ты?

Это нормально, это Батя шутит. Настрой у него после моего доклада позитивный: противнику накостыляли, у самих потерь нет. Разве что с «языком» не срослось… Но тут уж – как свезет. «Порой ты ешь медведя, а порой – медведь ест тебя», всё верно сказал тот безымянный ковбой в «Большом Лебовском». Не подфартило мне с «языком». Думал – он сильно стойкий, «колол» его настолько жёстко, что аж самого замутило. А он оказался просто тупой. Вот как назло – классический такой дуболом из горного кишлака, будто из плохого анекдота про «лиц без национальности». По-русски толком двух слов связать не может и ни черта не знает. Куда едут, зачем… Ему просто не интересно было, мать его. Чтоб чем-то интересоваться – нужно хоть какие-то мозги иметь, а он, похоже, когда бог мозги раздавал – в очереди за бицепсами застрял. Реально – бычара, без всяких кавычек. Что по габаритам, что по поведению. Куда ведут – туда и топает. Все едут – и он едет, все русистов резать и стрелять собираются – и он собирается… Только и выдавил из него, что после быстрого, как им казалось, усмирения «русских Вань» из Осинников они собирались ехать куда-то еще. «На большую разборку»… Что за разборка, где, с кем? А черт его знает! В тот момент я второй раз за час пожалел, что уехал сторожить рабочих под Мытищи Миша. Он и в вопросах экспресс-допроса гораздо опытнее меня, и по-чеченски лопочет вполне внятно. По крайней мере, он чеченцев понимает, а они – его. Мне вот как-то не дал бог способностей, так, пару десятков фраз из армейского ситуационного разговорника зазубрил когда-то… В общем, почти как у дедов наших: «Хальт!», «Хенде хох!», да «Гитлер – капут!»… У Миши все было куда серьезнее, он на рынке в том же Аргуне или Шали с местными балаболил свободно, не напрягаясь. Он бы выяснил. Хотя – думаю, еще выяснит. Я ж не маньяк и не садист, просто так живого человека, пусть и врага, мне на ремни распускать – ни желания, ни удовольствия. Сейчас из Отряда колонна с оружием и боеприпасами для отцовского ополчения придет – и отправят его в Пересвет. А там, глядишь, к вечеру и Михаил вернется. Кто знает, может и выясним, куда они такой толпой двигали. А может – не выясним. Уж больно пустоголовый кадр нам достался.

Львов выслушал мои соображения и задумчиво хмыкнул.

– Не расстраивайся, Боря. Не всегда мы узнаем то, что хотим узнать, так уж жизнь устроена. Но «языка» своего – присылайте обязательно, в Отряде не только Миша по-чеченски говорит. Вам задачи теперь следующие: как Зиятуллин со своими в Москву укатит – остаешься там за старшего, встречаешь колонну с оружием для вашего «царандоя»[144], находишь бывших наших, ставишь их под ружьё, помогаешь им с формированием хоть чего-то напоминающего воинское подразделение, налаживаешь радиосвязь с Отрядом… На всё про всё тебе времени – до утра. А утром, как рассветет – в Ашуки. Как понял?

– Понял, тащ полковник, сделаем. Конец связи.

Едва я нажал кнопку отбоя, как Солоха, подошедший к машине еще в самом начале разговора с командиром и все это время нетерпеливо приплясывавший на месте, состроил до предела оскорбленную физиономию и рванул с места в карьер.

– Так, Борян, я не я буду, но свое мнение выскажу…

– Стоп, Андрей! Даже не начинай! Твое мнение я и так знаю. Согласно ему мы сейчас всей нашей четверкой должны трупы возле машин ворочать, золотые кольца да цепи с них снимать и коронки из зубов плоскогубцами рвать.

Явно не ожидавший ничего подобного Андрюха аж воздухом поперхнулся от возмущения (на сей раз совершенно реального, не наигранного) и натужно закашлялся, багровея коротко стриженным затылком.

– Грошев, ты совсем офигел? – прохрипел он, после того, как сердобольный Гумаров пару раз сильно хлопнул его широкой ладонью по спине. – Это когда я такой лабудой занимался? Что за поклёп?

– Ладно, не мороси, – примиряюще выставил ладони вперед я. – Признаю, переборщил, неудачная шутка вышла. Но даже на что-то серьёзное у нас времени просто нет. Командир задач нарезал – только успевай поворачиваться. Не стоит Батю расстраивать, он и так, пусть и шуткой, мне уже своё «фе» высказал. По его расчетам мы сейчас уже должны были в Ашуках в штабе бригады сидеть, и с тамошним первым замом комбрига чаи гонять.

– А чего только с замом? – ехидно прищурился Гумаров. – Что не с комбригом? Как-то мелко плаваем…

– Просто я и тамошнего комбрига, и зама его, очень хорошо и давно знаю. Обоих. И если второго помню еще зеленым летёхой-взводным, только после Саратовского училища, нормальным смелым парнем, то с первым даже гадить на одном поле не сяду – побрезгую.

– Чего так? – уже серьезно интересуется Тимур.

– Мудак, – коротко характеризую я.

– Понятно… А зам, значит, нормальный?

Я согласно киваю.

– Ага. Наш человек. В бригаде начал служить со «срочки» в УРСН.[145] Как раз под Карабах влетел. После «дембеля» поступил в военное училище и уже лейтенантом вернулся. Правда, в Группе спецназа тогда должностей вакантных не было и он к нам, в разведку, на мой взвод встал. Правильный мужик. Никого попусту не гнобил, но и панибратства не разводил. Да и в Чечне себя показал… Короче, дело с ним иметь можно. А комбриг… генеральский сыночка в самом худшем из возможных вариантов. Много гонору и связей, мало реальных знаний и умений.