Хватит отсрочивать, пора подытоживать! (А.Кнышев, Уколы пера).

Сходным образом А. Белый обыгрывает необычность страдательного причастия наст, времени от глагола спирать,а А. Чехов — формы родительного падежа существительного чепуха:

(1) Комната не запиралась: ни ночью, ни днем (...) унести было нечего, кроме книжек(...) их и тащили; остальное—рваны, тяжелейший бюст Данте был не спи– раем(А. Белый, Начало века).

(2) Фраза«' Vanitas vanitatum et omnia vanitas»( Чепуха чепух и всяческая чепуха) выдумана флегматиком(А. Чехов, Темпераменты).

Впрочем, таких случаев («пустых клеток») не так уж много. Поэтому, например, отсутствие 1-го лица ед. числа у глагола победить (побежу? победю?)обыгрывают многие авторы, в том числе В. Высоцкий (Чуду-юдуя и так победю)и Б. Заходер:

Хорошо быть медведем, ура!

Побежу«

(Нет, победю!)

Победю я и жару и мороз,

Лишь бы медом был вымазан нос!

Победю«

(Нет, побежду!)

Побежду я любую беду(«Винни-Пух и все-все-все»),

Ср. также шутливый диалог: Ты чего ходишь, бузишь?—Кто, я бужу?

На затруднительности образования формы родит, падежа мн. числа слова кочерга (кочерг? кочерег? кочерёг?)М. Зощенко построил, как известно, целый рассказ. (Напомним, что авторитетные справочники, напр. [Зализняк 1977], [Еськова 1994] однозначно рекомендуют здесь форму кочерёг, указывая, впрочем, на ее затруднительность.)

Аномальным представляется говорящим (особенно детям) явление супплетивизма:

—Ах ты, стрекоза!— сказала мать своей трехлетней Ирине.

—Яне стрекоза, аялюдь!(К Чуковский, От двух до пяти).

Более редкий случай обыгрывания дефектности парадигмы — обыгрывание отсутствия множественного числа у местоимения нектов самопародии Л. Андреева, написанной им для «Чукоккалы»:

Солнечное затмение. 2 ч. 10 м. Темнеет. Темнеет. Чуковский прыгает в восторге. Темнеет(...) Кто-то хохочет. Все стали некты в серых [Некто в сером— персонаж пьесы Л. Андреева «Жизнь человека»].

1. Намеренные резкие отступления от норм литературного языка довольно часты в современной интеллигентской разговорной речи:

(1) польта, креды-то никакой и нет\ много делов; можно взойтить?и т. п. [Земская—Китайгородская—Розанова 1983].

(2) —Ну, как прошел последний звонок?— Нормально! Учители говорили трогательные речи, родителя дарили« трогательные» подарки[Гридина 1996].

Однако в художественной речи подобные отступления встречаются достаточно редко. В интересной статье, специально посвященной этому вопросу, Д Н. Шмелев пишет

«Общепризнано, что поэт волен по-новому сочетать слова, придавать им новый смысл, создавать новые или воскрешать старые слова, уместные в данном контексте. Но вряд ли кто-либо в настоящее время согласится с призывом В. Шершеневича “ломать грамматику”; “несогласованность в родах и падежах,—писал он,—вот средства, краткий список лекарств застывающего слова”. Сейчас трудно найти поэта, который намеренно следовал бы этому лозунгу, но если считать, что “четыре женщин” — грамматическая неправильность, что будет справедливо, придется признать, что Е. Евтушенко, по-видимому, невольно отдал дань этому давнему призыву:

Там живут четыре тоже старых Некрасивых женщину реки,

У одной из них, таких усталых,

Попрошу когда-нибудь руки.

У нас нередко цитируют известные строчки Пушкина:

Как уст румяных без улыбки,

Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю.

Но этот веселый поэтический образ никак не предопределял практику творчества поэта» [Шмелев 1990:4б1].

2. Грамматические ошибки используются в языковой игре редко и со специальным заданием—дискредитация описываемого лица, например отрицательного персонажа или пародируемого автора. Ср.:

(1) Хочу пройтитъся я с портнихами,

Затеяв легонький роман

(Пар. А Бухова на Игоря Северянина).

(2) Душа моя играет, душа моя поет,

А мне товарищ Пушкин руки не подает.