– Иногда они берут с собой пациентов в город, чтобы те помогали им физическим трудом. Они ездят за продуктами, за водой. Все это надо грузить на машины. Эксплуатируют больных. Но, естественно, это должны быть люди доверенные. У них не должно быть сомнений насчет их здоровья, как в голове, так и в мышцах. – сказал Ангус и заставил Натаниэля задуматься.

Он начал проворачивать в своей голове несколько вариантов. Ему не хотелось строить из себя кого-либо иного. Ибо Натаниэль и так считал себя здоровым. У него болело сердце за прошлое. Он хотел вернуться в свой мир, а не прогнивать в этом. И он понял, что только то, что он умеет делать лучше всего, как всегда спасет его. Только так он добьется поставленной цели. Он знал, к чему нужно прибегнуть. И в Натаниэле это вызывало злость, тоску, депрессию. Надоедливое чувство дежавю. Он чувствовал безвыходность. Он не хотел говорить.

XXXVII Глава

– Пациент суицидален. Дважды пытался сбежать. Личность Натаниэля Уолкотта отрицает личность Евы Адамс. При этом личность Евы Адамс не отрицает личность Натаниэля, более того, признает себя доминирующей. Считает первую личность слабой и недостойной какого-либо внимания. Постоянно угнетает ее. На протяжении 7-ми месяцев личность Евы Адамс не подавала каких-либо признаков. 12 дней назад пациент стал говорить от лица Евы Адамс и требовать зеркало в свою палату. До этого пациент видеть его не желал и совершенно не смотрел в него даже в других комнатах, в которых ему приходилось находиться. Синди Уолкотт – та, о ком упорно не хотел рассказывать Натаниэль, для Евы Адамс что-то вроде идеала. Она возвышает ее в своих глазах. Напрашивается гипотеза о том, что личность Евы Адамс – это намеренно вымышленная личность пациента, которая должна бы соответствовать всем его представлениям об идеале. Она без изъянов, достойная внимания и поклонения. Это трансформация комплексов личности Натаниэля в достоинства личности Евы Адамс.

– От какого лица он говорит сейчас?

– Это эпизодические вспышки. У пациента нет четких границ между личностями. В долю секунды он может переключиться на одну из личностей. В нем еще много неизвестного. Мне до сих пор интересно, почему Ева Адамс так долго молчала. С момента появления данной личности пациент стал вести себя похабно, и все время просит зеркало.

– Я могу с ним поговорить сейчас?

– Думаю, это возможно. Но не в палате. У нас есть комната встреч, в которой все будут в безопасности. Никто никому не навредит.

– Тогда позвольте мне ждать в этой комнате, пока Натаниэля не приведут.

– Разумеется.

В палату к Натаниэлю зашел санитар и сказал:

– К тебе пришли.

Натаниэль, сидя в своей любимой позе – под стеночкой, обняв колени, сказал:

– Ко мне? Ты не ошибся, милый?

Он выглядел насмешливым и наглым.

– Я сказал, к тебе пришли. Поднимайся! – сказал санитар, пытаясь поднять Натаниэля с пола.

– Кто? – сказал Натаниэль, отмахнувшись локтем и продолжая сидеть.

– Боб Дилан. Он ждет тебя. Поднимайся!

Глаза Натаниэля загорелись ярким пламенем. Он был очень не против поговорить со старым знакомым.

С руками за спиной Натаниэля завели в ту самую комнату, в которой через пластиковое стекло сидел Боб. Он сразу же встал со стула, увидев Натаниэля, который выглядел нездоровым. Его волосы были черными и ложились ему на плечи. Его лицо было явно полнее от того, что видел Боб в лице Евы Адамс, когда та застала его в Ницце. От постоянных инъекций и депрессий его кожа на лице была синей и напухшей. Его лицо было не узнаваемым. Но его глаза! Все те же бездонные черные глаза, совсем печальные, но не лишенные узнаваемой инфантильности Натаниэля. Они прежние. Разве что более обжигающие.

Натаниэль, посмотрев в виновные глаза Боба, увидел в них страх. Страх к нему и пред ним. И усевшись на стул, он не отрывал от Боба свой взгляд. Тот чувствовал себя угнетенным. Натаниэль не знал, чего он хочет больше, то ли радоваться, то ли убить Боба. Боб, пытаясь приспособиться к видимой для него картине, собрал всю волю в кулак и сказал неуверенным голосом:

– Натаниэль?!

– Привет, Боб. – сказал он сдержанно.

– Как ты? – спросил Боб, после чего нашел в себе смелость сесть с внимательным видом.

– Как я? Я уже 8 месяцев сижу здесь, Боб! И ты смеешь меня спрашивать об этом?! – твердым, но спокойным голосом говорил Натаниэль.

– Прости! Я не хотел тебя обидеть!.. – снова с виноватым видом сказал Боб.

– Проехали. Ты как?

– Я? Потихоньку. Конечно, все не совсем так, как хотелось бы…

– В жизни всегда «не совсем так»…

– Да. Ты прав.

– А как твоя семья? Как дети?

– Я это и имел ввиду. Я развелся. А точнее, жена меня бросила.

– Почему?

– У нас было много конфликтов.

– И поэтому, ты пришел ко мне?

– Нет-нет! Что ты! Я переживал за тебя!

– В коем-то веке, Боб! Брось! Еще скажи, что переживал за меня в тот момент, когда умерла Синди.

– Все было совсем не так! Я же говорил тебе!..

– Ладно, не объясняйся! Мне все ясно. У тебя есть свои дети. Тебе нужно переживать о них.

– О тебе я тоже переживаю. Каждый день.

Натаниэль смотрел в глаза Боба, и его стала осенять идея. Сделав более оживленное лицо, он сказал: