Шрифт:
Теперь в его новой палате с ним жил некий Грегор. Он был пустословным весельчаком и порой бесил Натаниэля своей чрезмерной навязчивостью и инициативностью. Поэтому, он избегал этого Грегора, как мог.
Натаниэль пытался отображать Еву Адамс как можно реалистичнее. И в нее верили все: О’Брайан, санитарка Дороти, и даже он сам иногда не был уверен – то ли это он притворяется Евой Адамс, то ли Ева Адамс притворяется самой собой. Он снова чувствовал ее так, как когда-то чувствовал себя ею. Непонятное пограничное состояние контроля и ностальгии в чувствах. Это ли путь к выздоровлению, который имел ввиду О’Брайан? Натаниэль всегда разбирался в психологии, но в психиатрии он был нем.
Как и когда-то давно, он пытался просиживать у зеркала часами. Ему абсолютно нечего было делать. Возможно, он хотел что-то найти в нем, чего-либо набраться. Он смотрел и не знал, любоваться собою, или отвергать.
– Что ты делаешь? – спросил его Грегор, наблюдая подобную картину, - Пойдем! Нас Ангус ждет!
– Я не могу. Меня желает видеть доктор. – сказал Натаниэль, будто пытаясь насмотреться на себя перед выходом.
Спустя несколько минут его допытывал О’Брайан.
– Расскажите о своих новых друзьях. – говорил он, как всегда, скрещивая пальцы своих ладоней, возле которых лежала ручка.
Натаниэль, пытаясь смотреть на него свысока, сказал с некой предвзятостью:
– Каких друзьях? Вы этих называете друзьями? Ха!
– А кто же? Разве вы не общаетесь с Ангусом, или вашим соседом Грегором?
– Общаюсь. Но они мне не друзья. Я презираю такое понятие, как дружба. Дайте сигарету!
– Вы курите, когда нервничаете?
– Какой вы догадливый. – саркастично скривил свое лицо Натаниэль, с нетерпением выдернув протянутую ему сигарету.
Он жадно затягивался ею, принимая все более отвратный и стервозный вид. Закинув ногу на ногу, он почувствовал, как по его оголенной коже стал пробегать холодок. От этого он сказал свою мысль вслух:
– Не помешали бы колготы.
Доктор О’Брайан обратил свой взор на обнаженные, покрытые гусиной кожей, элегантные ноги Натаниэля, и стало видно, как он хочет что-то сказать. Но он лишь поправил свои очки, не спеша говорить что-либо. Он наблюдал за андрогинным лицом Натаниэля, которое устремило свой взор в окно, и пытался понять его молчание. Натаниэль же, заметив долгое молчание О’Брайана, не выдержал, и сказал первым:
– Ну? Так и будем молчать?
Доктор О’Брайан тут же молвил в ответ:
– Вы сказали, что презираете дружбу. Почему?
Натаниэль задумался. С каждой затяжкой сигаретного дыма, он словно набирался мыслей, не набравшись которых, он сказал с невозмутимым лицом:
– Не знаю. – словно ему было не интересно отвечать на данный вопрос.
Он посмотрел на О’Брайана и снова увидел тот знакомый взгляд, который ищет причины недовольства. И он сказал:
– Что? – теперь уже сам недовольно смотря на О’Брайана.
– У меня есть информация о том, как вы ведете себя с остальными пациентами. – сказал О’Брайан.
– Да? И как же?
– Неуважительно. Предвзято. Высокомерно. Ваше эго переходит все границы, Ева. Зачем вы скомандовали пациенту приносить вам тапочки в зубах? Вам нравится внимать людей в роли собак?
– Во-первых: выбор у меня был не велик. Если бы вместо тапок оказались туфли на высоком каблуке, то он бы приносил мне туфли на высоком каблуке. Во-вторых: что плохого в том, что я соскучилась по дефиле?
– Дефиле?
– Именно.
– На письменном столе?
– Подиума не оказалось.
Натаниэль чувствовал себя великолепным сукиным сыном в данный момент. О’Брайан же чувствовал себя неловко. Ева Адамс подавляла его. К ней нельзя было подойти ни с одной стороны. Везде сарказм. Везде подонок. Натаниэль затушил выкуренную сигарету в пепельнице.
– Ева, ваше лечение продолжается. – холодно сказал О’Брайан.
– На другое я и не могла рассчитывать. – безразличным тоном сказал Натаниэль, после чего стал усиливать свои эмоции в речи, - Вас не устраивает Натаниэль, вас не устраивает Ева. Что за стыд, доктор? В чем дело? Вы не можете докопаться до истины? Или она вам режет глаза? А? По-моему, вы уже достаточно меня изучили, а излечили так тем более. Вы не можете написать вывод? Печать поставить? Вы дерьмовый доктор!
– Вы не готовы к жизни в обществе, Ева. Ровно, как и не готов Натаниэль.
– Да? Тогда откуда вы знаете, кто перед вами, доктор?
Натаниэль был зол. Он вышел из кабинета доктора, полон эмоций, оставив дельный вопрос, который волновал и его. Он больше не хотел ни о чем думать. Надоело. Ему надоела Ева Адамс в его разуме. Ему надоел он сам, думая о ней. Он лишь смотрел в зеркало, не отрывая глаз, находя там единственное успокоение. Грегор опасался Натаниэля в этот момент. Он знал, что ни за что, нельзя отрывать его от любимого дела. Натаниэль был сосредоточен.